Сделка ОПЕК+ и Норвегия

Андрей Константинович КРИВОРОТОВ
Доцент Одинцовского филиала МГИМО (Университета) МИД РФ, к.э.н.
e-mail: krivorotov@starlink.ru

Том ХЕТЛАНД (Норвегия)
Историк, политический обозреватель,
главный редактор газеты Stavanger Aftenblad (2002–2011 гг)

УДК 622.276:339.5

Аннотация. Норвегия, как член НАТО и крупный производитель нефти, подвергалась разнонаправленному давлению ОПЕК и своих западных союзников. Страна избежала принятия на себя формальных обязательств по объемам добычи, но четырежды в своей истории (в том числе в 2020 г.) вводила ее односторонние ограничения в поддержку аналогичных мер ОПЕК, исходя из конкретной внутри- и внешнеполитической обстановки. В статье рассмотрены обстоятельства принятия и практическое исполнение каждого из этих решений. Особо анализируется осторожное отношение Норвегии к сделке ОПЕК+, вызванное сложным положением в экономике и ее глубокой зависимостью от нефтяных доходов.
Ключевые слова: Норвегия, ОПЕК, МЭА, сокращения добычи, принятие политических решений.

Abstract. As a NATO member and a major oil producer, Norway has been exposed to pressure in opposite directions from the OPEC and from its western allies. The nation managed to avoid undertaking any formal obligations, but it introduced unilateral production cuts four times (including 2020) to support similar OPEC steps, based upon both its domestic and foreign policy considerations. This article addresses the circumstances and practical implementation of each of these decisions. A special attention is drawn to Norway’s cautious approach to the OPEC+ deal, which reflected the difficult situation in the economy, heavily dependent upon oil revenues.
Keywords: Norway, OPEC, IEA, production cuts, policy-­making.

В контексте драматических событий, происходящих сейчас на мировом нефтяном рынке, привлекает внимание позиция крупных производителей, не участвующих в новой сделке ОПЕК+. Среди них особое место занимает Норвегия – страна с парламентской демократией и социально-­ориентированной рыночной экономикой, выступающая значимым поставщиком и нефти, и газа на мировой рынок. После долгих раздумий, руководство государства поддержало усилия других производителей и пошло на невиданное в его истории сокращение нефтедобычи.
Опыт Норвегии представляет собой любопытный «кейс», наглядно иллюстрирующий связь внутри- и внешнеполитических факторов, отраслевых и макроэкономических интересов. При этом высокая информационная открытость страны позволяет проанализировать, как и почему принимались решения по ограничению добычи и как они исполнялись на практике.

Прозападный «нефтяной нейтралитет»

С первых же лет «нефтяной эры» норвежцы столкнулись с крупной политической дилеммой – нахождения баланса между статусом страны-­производителя нефти и союзническим долгом перед Западом. В первом качестве Норвегия, как и государства-­члены ОПЕК, объективно заинтересована в стабильно высоких ценах на нефть. В то же время, ее традиционные союзники, США и страны Западной Европы, в большинстве своем являются нетто-­импортерами нефти и хотели бы закупать ее по умеренным ценам.
Норвежское правительство уже с 1974 года установило контакты с ОПЕК на уровне обмена визитами высокого уровня и через свое посольство в Вене. Тем не менее, МИД страны четко давал понять, что речь идет лишь об обмене рыночной информацией. Верная идеалам атлантизма, гордившаяся званием «самого примерного ученика в классе НАТО», Норвегия никогда всерьез не рассматривала вариант членства в ОПЕК. Эта картельная организация была идейно чуждой для США и ЕЭС (ныне – Евросоюза), отстаивавших свободное рыночное ценообразование, а после арабо-­израильской вой­ны 1973 года стала для них и политическим оппонентом, введя против Запада нефтяное эмбарго.

С первых же лет «нефтяной эры» норвежцы столкнулись с дилеммой – поиск баланса между статусами производителя нефти и союзником Запада

Напротив, представители официального Осло стояли у самых истоков создания в 1974 году западного противовеса ОПЕК – Международного энергетического агентства (МЭА), где ведущую роль играют США. Однако, вопрос о членстве в МЭА также вызвал внутри страны серьезные разногласия. Всего двумя годами ранее норвежцы на референдуме, глубоко расколовшем общество, проголосовали против вступления в ЕЭС. Весомым аргументом противников евроинтеграции было стремление сохранить национальный суверенитет и контроль над природными ресурсами страны, и дискуссии об отношениях с МЭА, особенно на левом фланге, во многом стали отзвуком этой борьбы. В итоге, Норвегия подписала с агентством соглашение на особых условиях, где оговорила свое неучастие в его механизмах кризисного планирования. В случае кризиса на энергетическом рынке страна, таким образом, не будет формально связана решениями органов МЭА, хотя заявила о намерении серьезно принимать их во внимание1.
Таким образом, норвежцам удалось установить выгодные для себя контакты с обеими противостоящими организациями, не принимая лишних обязательств. Американский дипломат Джон Ослэнд, долго работавший в посольстве США в Осло, не без иронии отмечал в те годы, что отношения Норвегии с ОПЕК можно охарактеризовать как двусмысленные, а с МЭА – как весьма нетипичные2.
В последующее десятилетие Норвегия регулярно подвергалась давлению со стороны как США (особенно после скачка нефтяных цен в 1979–1980-х годах), так и ОПЕК, представители которой называли ее «безбилетным пассажиром». Пока арабские страны и Венесуэла в начале 1980-х гг. сокращали добычу, пытаясь стабилизировать цены, Норвегия, напротив, запускала всё новые месторождения и предлагала покупателям скидки на североморскую нефть. При этом норвежцы признавали наличие совпадающих интересов с ОПЕК, но оправдывали свои действия высокими издержками производства, которые не позволяли стране свободно манипулировать объемами добычи. Они также отмечали, что продают нефть по рыночным ценам, а Норвегия – слишком маленький производитель, чтобы серьезно повлиять на мировой рынок. Правоцентристский кабинет Коре Виллока отказывался обсуждать сокращения добычи даже после резкого падения мировых цен в январе 1986 года.

Нефтяное месторождение Johan Sverdrup, Норвегия
Источник: Laila Sømme / enquinot

1986 год: первое сокращение

Ситуация изменилась в мае 1986 года, когда кабинет Виллока, не получив в Стортинге (парламенте) поддержки своему предложению о секвестре бюджета, неожиданно подал в отставку. К власти пришли социал-­демократы из Норвежской рабочей партии (НРП) во главе с волевой, широко мыслящей Гру Харлем Брундтланд – политиком с крепкой репутацией не только в стране, но и за рубежом (в то время она возглавляла Комиссию ООН по окружающей среде и развитию, которая, в частности, предложила термин «устойчивое развитие»).
Брундтланд с вескими основаниями оценила положение в стране как «наиболее серьезный экономический кризис за многие годы»3. Либеральная политика правительства Виллока привела норвежскую экономику к спекулятивному «перегреву», и резкое сокращение экспорта ударило по ней очень сильно – страна впервые с 1979 года завершила год с отрицательным сальдо торгового баланса, нефтегазовые доходы государства упали втрое. Для выправления ситуации новая премьер-­министр пошла на ряд жестких нестандартных мер: сразу девальвировала норвежскую крону на 12 %, повысила налоги, пресекла биржевые спекуляции, резко (почти на четверть за один год) увеличила расходы на НИОКР. Пользуясь своим влиянием в НРП, она регулярно добивалась от профсоюзов согласия на нулевой или крайний рост реальных заработков, благодаря чему разрыв в издержках на зарплату между Норвегией и ее конкурентами за 1986–1989 годы сократился с 26 % до 9 %.
В этом ряду стоял и новый подход к взаимодействию с ОПЕК. Уже в своей речи, произнесенной в день вступления в должность, Брундтланд заявила, что если ОПЕК примет меры по стабилизации цен на нефть, ее кабинет будет готов их поддержать. Правда, испытывая давление как внутри страны от оппозиции, так и от партнеров по НАТО, норвежское правительство дало понять, что готово обсуждать лишь сокращение запланированного роста добычи, но никак не его текущего уровня. Более того, оно активно стимулировало нефтяные компании, снизив им ставки налога на прибыль с 85 % до 60 %.

Нефтяное месторождение Johan Sverdrup, Норвегия
Источник: Laila Sømme / enquinot

После довольно эмоциональных и трудных переговоров с ОПЕК норвежцы нашли изящный выход, устроивший обе стороны. Дело в том, что с 1985 года норвежское государство непосредственно, как финансовый инвестор, участвует в нефтедобыче. За два дня до вступления в силу очередного решения ОПЕК о снижении квот, 10 сентября 1986 года, правительство Норвегии сообщило, что будет направлять государственную долю нефти не на экспорт, как ранее, а на создание стратегического запаса и на переработку внутри страны. Тем самым с мирового рынка ушло 70–80 тысяч барр./сут., что было эквивалентно сокращению добычи в стране на 7,5 %.
Лидеры ОПЕК поблагодарили Осло за конструктивное сотрудничество, а столь важная для норвежцев реакция западных стран оказалась неоднозначной. США официально выразили «крайнюю озабоченность», однако такой видный деятель администрации, как вице-президент Джордж Буш, близкий к техасским нефтяникам, сам выражал недовольство низкими ценами на нефть4.МЭА по принципиальным соображениям критиковала норвежское сокращение добычи, но глава Комиссии Европейских сообществ Жак Делор отнесся к нему с пониманием. В целом, по итогам своих контактов, прежде всего, с американцами, норвежские политики и чиновники убедились, что серьезного негатива от западных союзников можно не опасаться5.
Сокращение добычи действовало весь период правления Брундтланд и, в немного смягченном режиме, еще более полугода спустя, когда у власти уже находился правоцентристский кабинет во главе с лидером Консервативной партии Хёйре Яном П. Сюсе. Ограничения были сняты лишь с середины 1990 годов, когда нефтяные цены снова пошли на подъем в результате вой­ны с Ираком в Персидском заливе6. Эта вой­на, в которой большинство арабских стран во главе с Саудовской Аравией поддержали американскую коалицию, привела и к улучшению политических отношений США со странами ОПЕК, сняв для норвежцев остроту выбора.
В целом же, добыча нефти в Норвегии за 1986–1990 годы почти удвоилась, поднявшись с 48,8 до 94,5 млн т (рис. 1).

Рис. 1. Помесячная добыча нефти в Норвегии, млн т (а, левая шкала) и цена нефти сорта Брент Бленд, долл./барр. (б, правая шкала). Цветом выделены периоды действия ограничений на добычу.
Источник: [7]

1998 год: новый кризис на рынке

С января 1998 года цены на нефть вновь резко упали, на сей раз из-за накопления крупных запасов. Сокращение добычи представлялось необходимым шагом для восстановления равновесия спроса и предложения. Норвегия столкнулась с угрозой прекращения инвестиций на шельфе, поскольку при ценах порядка 10 долларов за баррель освоение новых месторождений оказывалось нерентабельным. Это стало главным аргументом в контактах норвежцев со странами-­импортерами, поскольку для тех снижение инвестиционной активности в Норвегии могло на перспективу подорвать безопасность поставок нефти.
С конца 1997 года у власти в Норвегии находилось центристское правительство меньшинства Кьелля Магне Бундевика, составленное из трех небольших партий. Его нефтяная политика в целом продолжала ту, что сформировали ранее правительства НРП и Хёйре. Однако центристы выступали за более умеренные темпы роста нефтегазодобычи8 и, когда нефтяные цены резко пошли вниз, предложили сократить производство. А крупные фракции, НРП и Хёйре, хотя в целом были сторонниками ускоренного развития отрасли, но в конкретных обстоятельствах 1998 года поддержали сокращение.
Юридическая основа для этого в стране имеется. Согласно принятому в 1996 году (и действующему поныне) закону «О нефтегазовой деятельности», вместе с планом освоения и добычи для каждого месторождения норвежские власти утверждают и соответствующий профиль добычи. Однако, по закону, правительство может откорректировать уже утвержденный график, «если того требуют значимые общественные интересы». При этом, если такая корректировка приводит к сокращению объемов добычи, министерство нефти и энергетики «должно по возможности стремиться соразмерно распределить данное сокращение по действующим месторождениям»9. Компании постоянно направляют текущие отчеты о добыче в Норвежский нефтяной директорат, и тот следит, чтобы они не превышали установленных потолков.
С 1 мая 1998 г. добыча нефти в Норвегии была сокращена на 100 тыс. барр./сутки, с 1 апреля 1999 года – на 200 тыс. Ограничения действовали до 1 июля 2000 года, затронув 6 % производственных мощностей страны против 15–18 % в странах ОПЕК. Тем не менее, как отмечало правительство в докладе Стортингу в 1999 году, действия Норвегии имели двоякую значимость: «Чем больше стран участвовали в ограничениях, тем быстрее сокращались запасы нефти и устранялся избыток предложения на рынке. Кроме того, имеются основания полагать, что норвежский пример повлиял и на других производителей»10, среди которых ведущую роль играла Россия.
Реакция других стран Запада на действия Норвегии оказалась сходной с 1986 годом. США и МЭА в принципе выступали за свободу рынка, но и на сей раз сказалось влияние американского нефтяного лобби, которое тоже было заинтересовано в подъеме цен. Вторично не вступив в Евросоюз в 1994 году, Норвегия заключила с ним договор о Европейском экономическом пространстве (ЕЭП), распространившим на нее действие норм права Евросоюза о свободной конкуренции. Однако, судя по всему, серьезных осложнений со стороны Брюсселя сокращение добычи нефти также не вызвало.

2002 год: Норвегия на «глобальном субботнике»

Падение цен на нефть в 2002 году было слабее, чем в предыдущих двух случаях, однако после терактов в Нью-­Йорке 11 сентября 2001 года на рынке ощущалась повышенная нервозность. К этому времени Норвегия по экспорту сырой нефти вышла уже на третье место в мире. Премьер-­министром страны оставался К.М. Бундевик, хотя в правящую коалицию к этому времени вошла и гораздо более крупная партия Хёйре.

Гру Харлем Брундтланд
Источник: carelessscience.com

Для ОПЕК вновь стало важно заполучить Норвегию на свою сторону по причинам и психологического, и политического характера, в том числе чтобы усилить давление на страны, не входящие в организацию, особенно на Мексику и Россию. Министр нефти Саудовской Аравии, прилетев в Осло на частном самолете в октябре 2001 года, достаточно легко уговорил своего недавно назначенного норвежского коллегу Эйнара Стеенснэса пойти на снижение добычи с нового года. В недавнем интервью Стеенснэс называл это «глобальным субботником по стабилизации рынка»11 – в Норвегии также существует и высоко ценится эта добрая традиция совместной безвозмездной работы на общее благо.
Сокращение оказалось, как и ранее, достаточно скромным, 150 тыс. барр./сут. (около 5 % добычи), но и в данном случае, по мнению Стеенснэса, для рынка была психологически важна сама готовность страны внести свой вклад в процесс. При этом, цитируя очередной доклад правительства Стортингу, «Норвегия подчеркивала, что принятые ею меры носят односторонний характер, а не являются результатом формализованного договорного сотрудничества с ОПЕК или другими производителями… Норвежские ограничения добычи предполагаются как временная мера, вызванная чрезвычайной ситуацией, а не постоянный политический рычаг воздействия на рынок»12. Действительно, они были сняты спустя всего полгода, 30 июня 2002 года, при этом 2001–2002 годы стали для Норвегии рекордными по объемам добычи нефти.
Международная реакция опять оказалась сдержанной. США и МЭА снова выступили принципиально против государственного вмешательства в отрасль, но в целом были куда более настроены на конструктивное сотрудничество со странами-­производителями нефти и считали цену в 20 долларов за баррель вполне обоснованной. Свою роль сыграли и тесные связи администрации Джорджа Буша-младшего с нефтяниками. Евросоюз, наоборот, на сей раз высказывал принципиальные возражения со ссылкой на Договор о ЕЭП, однако до крайности вопрос не заострял.

НПЗ Equinor, Норвегия

2020 год: снова трудное решение

После 2002 года Норвегия почти два десятка лет не вводила ограничений добычи. Когда нефтяные цены снова упали в 2014 году, вопрос какое-то время даже не поднимался, поскольку сами страны ОПЕК не могли договориться между собой, а, напротив, старались каждая, пользуясь кризисом, увеличить собственную долю рынка. Политически ОПЕК также была ослаблена борьбой Саудовской Аравии и Ирана за лидерство на Ближнем Востоке, кризисом вокруг Венесуэлы и др.
Норвегия отклонила полученное в октябре 2015 года приглашение ОПЕК на консультации по нефтяному рынку и не участвовала в сделке ОПЕК+. На сей раз, однако, ее отсутствие было не столь значимо – при текущей добыче 1,7 млн барр./сут. (данные за февраль 2020 года), страна, хотя и остается крупнейшим производителем нефти в Западной Европе, но в мировом рейтинге занимает лишь пятнадцатое место.
В марте 2020 г. обстановка для Норвегии серьезно осложнилась. Новое падение цен на нефть могло сделать нерентабельной не только разработку новых месторождений, но отчасти и добычу на уже освоенных. Его резко усугубила разразившаяся эпидемия коронавируса, грозящая уже долгосрочным спадом мирового спроса на нефть. Причем эти потрясения страна встретила в условиях правительственного кризиса: 24 января 2020 года коалицию покинула праволиберальная Партия прогресса, входившая в нее с 2013 года. Правоцентристский кабинет Эрны Сульберг потерял большинство в Стортинге и вынужден по важным вопросам искать поддержки у оппозиции.
Довольно долгое время норвежское правительство занимало на нефтяном рынке выжидательную позицию и еще долго говорило о неготовности снижать производство. Более того, тремя днями ранее государственная нефтегазовая компания Equinor отрапортовала, что в мае досрочно выведет на полную мощность гигантское месторождение Йохан Свердруп (запущенное в январе 2020 года), причем эта «полка» окажется выше плановой, 470 тыс. барр./сут. при себестоимости всего 2 доллара за баррель13. В России эта новость была однозначно оценена аналитиками как свидетельство готовности норвежцев внести свой вклад в разразившуюся вой­ну цен на нефтяном рынке14.
Однако, уже 5 апреля недавно назначенная министр нефти и энергетики Тина Брю (партия Хёйре) намекнула на возможное изменение позиции, хотя и обставила его рядом условий. Отвечая по электронной почте на вопрос агентства Bloomberg, она сообщила: «Если широкая группа производителей договорится о существенном сокращении добычи, то Норвегия рассмотрит возможность одностороннего сокращения, если оно благоприятно скажется на управлении нашими ресурсами и нашей экономике»15. Масштабы и продолжительность сокращений она не уточняла; оценки отраслевых финансовых аналитиков варьировали от 100 до 300 тыс. барр./сут.
В ходе видеоконференции министров нефти стран «большой двадцатки» 10 апреля, Т. Брю повторила свое обещание, при условии практической реализации сделки ОПЕК+16. Спустя еще два дня она заявила норвежскому телеграфному агентству NTB, что итоги переговоров в рамках ОПЕК+ и G20 создают хорошую основу для скорого принятия правительством Норвегии решения по ответным мерам17. После чего, однако, наступила информационная пауза, усугубляемая тем, что из-за эпидемии коронавируса контакты политиков со СМИ объективно ограничены.
Выходящая в «нефтяной столице» Норвегии осведомленная газета Stavanger Aftenblad (главным редактором которой в свое время работал один из авторов этих строк) 21 апреля сообщила, что Т. Брю выступала за сокращение добычи и пыталась заручиться поддержкой некоторых оппозиционных фракций в Стортинге18. За сокращение высказывались и влиятельные отраслевые эксперты, грозившие Норвегии в противном случае серьезными репутационными рисками. Однако, итоговое решение должно, по закону, приниматься всем составом правительства под руководством короля, и оно затянулось почти на месяц.
Лишь вечером 29 апреля кабинет распространил пресс-­релиз, в котором сообщил о невиданном ранее снижении добычи: в июне 2020 г. – на 250 тыс. барр./сут. и во втором полугодии – на 134 тыс. Кроме того, откладывается пуск в эксплуатацию ряда месторождений, так что в декабре добыча нефти в стране будет на 300 тыс. барр./сут. ниже запланированной.
Правда, за базу для расчетов был принят уровень добычи в 1,859 млн барр./сут., что выше уровня фактической среднемесячной и, тем более, июньской добычи 2019 года – 1,79 и 1,23 млн соответственно. Так что на практике сокращение будет более мягким (до 1,609 млн барр./сут. в июне и 1,725 млн в июле-декабре), но все равно беспрецедентно высоким для Норвегии – на 14 %. Действовать эта мера будет до конца 2020 года. Добычу газа она не затрагивает.
Т. Брю обосновывала данные шаги необходимостью внести вклад в стабилизацию нефтяного рынка, оказавшегося «в чрезвычайной ситуации». При этом она подчеркнула: «Решение правительства о сокращении добычи в Норвегии принято самостоятельно и во имя защиты норвежских интересов»19.

Сокращение добычи – «за» и «против»

Долгие колебания, которые испытывало правительство Э. Сульберг, вполне объяснимы, поскольку на сей раз «уравнение», которое ему приходилось решать, отличается особой спецификой и сложностью.
С одной стороны, внешнеполитические риски участия Норвегии в очередном «нефтяном субботнике» были низки, как никогда. Америка, ее главный союзник, за минувшее десятилетие сама стала крупнейшим производителем и экспортером углеводородов, администрация США впервые официально стремится поднять и стабилизировать цену на нефть. Отрасль очень важна для президента Дональда Трампа, поскольку в значительной мере размещена в штатах, принесших ему много голосов на выборах 2016 года. Но добыча сланцевой нефти – дорогостоящая, поэтому Трампу для переизбрания необходимо прекратить падение цен, и ОПЕК, полвека назад бывшая одним из злейших врагов США, сегодня выглядит едва ли не спасителем.
Что же касается МЭА и ЕС, то они в последние годы были больше заняты вопросами климатической политики и освоением возобновляемых источников энергии, которые при низких ценах на нефть становятся неконкурентоспособными. Кроме того, обе организации, сознавая потребность стабилизировать глобальные энергетические рынки, также вряд ли будут протестовать против соответствующих мероприятий стран-­производителей, будь они членами ОПЕК или нет.
Для самой Норвегии последствия от сокращения добычи нефти несколько смягчались и тем, что она все более становится газовой державой, вой­дя в первую тройку мировых экспортеров. Выручка от продажи природного газа, прежде всего в Западную Европу, вплотную приблизилась к нефтяной, а в 2015 и 2018 годах превышала ее (рис. 2).

Рис. 2. Выручка Норвегии от экспорта нефти и газа, млрд норв. крон в текущих ценах
Источник: [20]

Наконец, у страны теперь имеется мощный ресурс макроэкономической стабилизации – Государственный пенсионный фонд – Заграничный (ГПФ-З, до 2006 г. именовавшийся Государственным нефтяным фондом), где на конец апреля этого года было накоплено 10,5 трлн норвежских крон, или около 1 трлн долл. США. По действующему бюджетному правилу, до 3 % от суммы средств фонда могут ежегодно перечисляться в госбюджет.
С другой стороны, экономическое положение Норвегии сейчас сложнее, чем при трёх предыдущих кризисах.
Несмотря на многолетние разговоры о необходимости «снижать нефтяную зависимость» (весьма сходные с российскими призывами «слезать с нефтяной иглы»), государство в беспрецедентных масштабах тратит нефтедоллары на поддержание жизненного уровня населения и иные приоритетные политические задачи. За период премьерства Э. Сульберг нефтегазовые трансферты в госбюджет выросли с 152 млрд норв. крон в 2013 г. до 243,6 млрд в 2019 г., составляя примерно 17 % его доходной части 21. Кроме того, сейчас из ГПФ-З изымается (правда, в порядке исключения) еще свыше 300 млрд крон на программу срочной помощи в связи с эпидемией22.
Даже после крупных сокращений персонала и перепрофилирования ряда производств, вызванных падением цен на нефть в 2014 году, в нефтегазовой и сервисных отраслях работает около 225 тыс. человек (8 % всей рабочей силы), а с учетом косвенных эффектов эта цифра, конечно, еще выше.
В результате, от обвала нефтяных цен сильно страдает не только норвежская нефтяная промышленность, но и вся страна. По состоянию на март 2020 года в Норвегии было 300 тыс. полностью безработных. Вместе с частично занятыми эта цифра превышала 400 тыс., или 14,7 % рабочей силы – показатель, невиданный с довоенных времен. Курс норвежской кроны к доллару упал с начала года почти на 20 %. Поэтому, несмотря на мощное давление экологического (особенно «климатического») лобби, прекращать «нефтяную эру» правительство не намерено, и в этом, по недавним опросам, его поддерживают 7 из 10 норвежцев.
Норвежский нефтяной директорат 8 апреля сообщил, что уровень добычи пока сохраняется на прежнем уровне, но поисковая активность снизилась. По обновленным прогнозам, в текущем году может быть пробурено лишь 40 скважин вместо запланированных 50. «При этом, – с озабоченностью отмечается в пресс-­релизе, – компании объявили и уже реализуют ряд мер, которые могут повлечь за собой долгосрочные последствия для добычи и для использования ресурсного потенциала страны в целом»23.
В таких условиях административно урезать добычу означает не просто идти на немедленное снижение государственных доходов (в надежде на их дальнейшую стабилизацию), но и объективно ухудшать инвестиционный климат на шельфе. Причем для самих нефтяников сокращение может оказаться болезненнее, чем прежде, из-за серьезного расширения их состава. В 1987 г. операторами нефтяных и газовых месторождений на шельфе страны являлись лишь 14 недропользователей, в 2002 г. – 18. Среди них были мировые нефтяные гиганты, а также три крупные норвежские компании, впоследствии объединившиеся в Equinor. К настоящему времени число операторов выросло до 26, а общее число держателей лицензий – до 40. На шельфе Норвегии появились совсем небольшие наукоемкие компании («нефтяные комары»), зачастую недавно созданные, вроде Mime Petroleum, M Vest Energy или CapeOmega. Если пропорционально реализовывать сокращение добычи, возникнет проблема, остро обозначившаяся и в России: крупные игроки отрасли просто «подожмутся», но для малых и средних независимых компаний последствия могут оказаться роковыми.
Возможно, именно поэтому норвежское правительство и затягивало принятие решения по добыче. Оно могло рассчитывать, что за это время рынок или сам стабилизируется, или, в крайнем случае, обвалится дальше, делая сделку ОПЕК+ неэффективной, а ее поддержку – неактуальной. В то же время, заявленная Норвегией готовность внести свой вклад в общие усилия могла произвести психологический эффект на рынок, при этом в выгодном свете представляя страну перед участниками сделки и США.

Заключение

Пример Норвегии наглядно показывает, как небольшая страна, несмотря на давление мощных международных сил, способна проводить самостоятельную, национально-­ориентированную ресурсную политику. К числу ключевых элементов норвежской нефтяной модели следует, безусловно, отнести эффективную отраслевую дипломатию. Она позволила стране не только на выгодных для себя условиях привлекать крупнейшие транснациональные корпорации, но и играть важную самостоятельную роль на мировом нефтяном рынке.
Норвегии в целом удавалось противостоять давлению и ОПЕК, и влиятельных партнеров из НАТО и ЕС, вводя ограничения добычи сугубо по собственному усмотрению или, напротив, уклоняясь от таковых. Можно согласиться с оценкой российского эксперта Р. Хантемирова, что «производители нефти, не входящие в ОПЕК+, в частности страны-­члены G20, занимают в настоящий момент абсолютно выигрышную позицию. Они ограничились словесными интервенциями о возможном сокращении добычи… и при этом ничего обязывающего не подписали».
Знаменательно, что в Норвегии сокращения добычи по согласованию с ОПЕК вводили четыре кабинета весьма разного состава и идеологических ориентаций (и даже не опирающиеся на парламентское большинство). Этот факт лишний раз демонстрирует наличие в стране широкого межпартийного консенсуса по основным вопросам нефтяной политики, который, как мы уже отмечали25, служит для развития отрасли важным стабилизатором. Но он же и наглядно показывает, насколько важно было для сменяющих друг друга правительств обеспечивать поступление нефтяных доходов в казну.
Специфика текущего момента в Норвегии (даже безотносительно к принятому решению) такова, что властям страны придется решать две противоречивые задачи: реального снижения зависимости экономики от нефтяных доходов и оживления самого нефтегазового сектора. В этом году действующие в Норвегии нефтяные компании через свою отраслевую организацию уже запросили у государства пакет мер помощи, в том числе, впервые за долгие годы, ходатайствовали о налоговых послаблениях. Административное сокращение добычи придаст нефтяникам весомый аргумент в переговорах с правительством, и оно, безусловно, это понимает.