Австралийский путь энергоперехода

Алексей МАСТЕПАНОВ
Главный научный сотрудник ИПНГ РАН, член совета директоров Института энергетической стратегии,
д. э. н., профессор РГУ нефти и газа
им. И.М. Губкина, академик РАЕН
e-mail: amastepanov@mail.ru

Андрей СУМИН
Ведущий научный сотрудник Аналитического центра энергетической политики и безопасности ИПНГ РАН, к. ю. н.
e-mail: andrey-sumin@rambler.ru

Борис ЧИГАРЕВ
Ведущий инженер по научно-технической информации
ИПНГ РАН, к. ф.-м. н.
e-mail: bchigarev@ipng.ru

Прошедшая в октябре-­ноябре 2021 г. 26‑я конференция сторон рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК ООН) – COP‑26 (26th Conference of the Parties) в очередной раз продемонстрировала растущее внимание мирового сообщества к усилиям отдельных государств по защите климата и осуществлению энергетического перехода. Австралия оказалась в числе стран, энергетическая политика которых с недавних пор подвергается критике со стороны международной общественности из-за инертности и недостаточной мотивации по отношению к достижению климатических целей.
Действительно, при относительно небольших объёмах эмиссии CO2 от сжигания топлива (в 2018 г. – 384, 6 млн т, или всего 1,1 % от общемировых), Австралия входит в число лидеров по удельным показателям: и по объёму выбросов углекислого газа на тонну потреблённого топлива (в нефтяном эквиваленте), и на душу населения. В первом случае – 2,99 т против 2,35 т в мире и 2,17 т в среднем по странам ОЭСР, и во втором – 15,32 т против 4,42 т в мире и 8,95 т в среднем по странам ОЭСР (выше они только в ряде нефтедобывающих монархий Персидского залива, Люксембурге и Гибралтаре) [1].

Хотя углеродоёмкость промышленного энергопотребления в Австралии снижается (рис. 1), она по-прежнему остается самой высокой среди стран МЭА. В 2019 г. выбросы СО2 от сжигания топлива в Австралии, по данным МЭА, увеличились. По величине прироста (в процентах к предыдущему году) она заняла среди стран ОЭСР – основных эмитентов углекислого газа, первое место (рис. 2).

Между тем австралийские власти уверяли и продолжают уверять, будто их государство является одним из мировых лидеров в деле снижения выбросов парниковых газов и перевода национальной экономики на климатически нейтральные энергоносители.
В частности, ныне действующий премьер‑министр Австралии Скотт Джон Моррисон (англ. Scott John Morrison) неодно­кратно подчёркивал, будто Австралия развивает возобновляемую энергетику даже успешнее, нежели другие государства с сопоставимым потенциалом. К примеру, в 2021 г. С. Моррисон заявлял следующее [4]:

• «В пересчёте на душу населения мы развиваем возобновляемую энергетику вдесятеро быстрее среднемирового показателя. Мы больше всех в мире вводим в эксплуатацию размещаемых на крышах зданий солнечных батарей».
• «Австралия движется в сторону достижения нулевого показателя по выбросам парниковых газов. Наша цель – проделать этот путь как можно скорее с помощью современных технологий, трансформирующих и укрепляющих нашу экономику, а не путём фискальных инструментов, лишь подрывающих целые отрасли народного хозяйства, уничтожающих рабочие места и снижающих жизненный уровень – в особенности в отдельных регионах нашей страны».

Похожие амбициозные высказывания делал и австралийский министр по делам энергетики и снижению выбросов парниковых газов Ангус Тейлор (Minister for Energy and Emissions Reduction Angus Taylor) [5]:

• «В 2019 г. Австралия создавала новые генерирующие мощности в секторе возобновляемой энергетики в пересчете на душу населения темпами, как минимум вдесятеро опережающими среднемировые, и вчетверо опережающими показатели Китая, Европы и США».
• «В 2020 г. Австралия инвестировала в развитие возобновляемой энергетики 7,7 млрд долл., или 299 долл. в пересчете на душу населения. По данному показателю мы опережаем такие страны, как Канада, Германия, Япония, Республика Корея, Новая Зеландия и США».
• «В настоящий момент в Австралии в пересчёте на душу населения приходится генерирующих мощностей возобновляемой энергетики больше, чем в любом другом государстве (644 ватта), а генерирующих мощностей в ветровой и солнечной энергетике (804 ватта) – почти больше, нежели в других регионах мира, за исключением Европы».

Кроме того, в конце 2020 г. А. Тейлор заявил: «У нас есть чёткое видение, как достичь и перевыполнить климатические цели к 2030 г. Согласно последним данным, Австралия уверенно идёт к поставленной цели. Лишь процесс и результат имеют значение, и наши достижения здесь внушают гордость» [6].
Более того, в самый канун СОР‑26 премьер-­министр Скотт Моррисон перед вылетом в Глазго объявил о принятии Австралией долгосрочного плана по сокращению выбросов и достижению страной их чистого нулевого уровня к 2050 г., который он назвал «австралийским путём» к углеродной нейтральности [7–9]. Детальный анализ этого документа – предмет отдельного исследования. Здесь лишь отметим, что этот план, как недостаточно амбициозный, подвергся сильной критике не только со стороны экологической общественности, но и в самой правящей коалиции Австралии  [9–11]. Кроме того, этот план – всего лишь политический документ, а не закон, что ставит Австралию в ряд с такими странами G20, как Италия и США [9].
Анализ энергетической политики Австралии в части энергетического перехода и достижения углеродной нейтральности свидетельствует, что назвать заявления австралийских политиков совсем уж голословными нельзя. Австралия действительно уже предприняла ряд практических шагов к энергетическому переходу. Рассмотрим эти вопросы более подробно.
Ещё до Парижского соглашения Австралия уже участвовала в международном климатическом регулировании, ратифицировав в 2007 г. Киотский протокол. В течение первого периода реализации этого протокола выбросы парниковых газов в стране практически стабилизировались, и в 2012 г. составили 648,2 млн т CO2 [12].
Однако на второй период реализации Киотского протокола (2012–2020 гг.) Австралия приняла обязательства сократить выбросы парниковых газов всего на 5 % ниже уровня 2000 г. (или на 13 % к 2005 г.). Причём, как отмечают эксперты Российского совета по международным делам (РСМД), эта цель была установлена с учётом выбросов от землепользования, изменений в землепользовании и лесном хозяйстве (ЗИЗЛХ), а без учёта этого сектора данная цель эквивалентна росту выбросов на 26 % от уровня 1990 г. [12].
После Парижского соглашения Австралия приняла обязательства сократить выбросы парниковых газов на 26–28 % к 2030 г. по сравнению с уровнем 2005 г. Эти меры, по расчётам правительства страны, должны были привести к 2030 г. к сокращению выбросов CO2 на душу населения на 50 %, и на 65 % в расчете на единицу ВВП национальной экономики [13].
Следует также отметить определённую непоследовательность климатической политики Австралии. Так, после принятия обязательств на второй период реализации Киотского протокола, Австралия в 2014 г. сделала шаг назад принятием закона о чистой энергии (Clean Energy Legislation Act), отменившим углеродные пошлины (Carbon Tax Repeal), что сразу же поставило под сомнение выполнение этих обязательств к 2020 г. [12, 13]. В октябре 2018 г. правительством страны был отклонён доклад МГЭИК, в котором содержались рекомендации практически полностью свернуть к 2050 г. угольную энергетику, чтобы замедлить глобальное потепление до такой степени, которая могла бы спасти от гибели Большой Барьерный риф [14]. Вместо сворачивания потребления угля правительство стало оказывать дополнительную поддержку угольной промышленности путём одобрения и утверждения проектов строительства новых шахт и расширения действующих, введения налоговых субсидий потребителям угля и выделения из бюджета средств на разработку проектов «чистого угля» [15].

В декабре 2015 г. был официально обнародован особый нормативный документ – Национальный план по повышению энергетической эффективности (англ. – National Energy Productivity Plan 2015–2030, сокр. – NEPP) [16]. NEPP был разработан тогдашним австралийским энергетическим советом, состоявшим из министров энергетики центрального и региональных правительств. Этот документ ставил целью повышение энергоэффективности экономики страны на 40 % к 2030 г. по сравнению с 2015 г. [17]. Хотя NEPP сам по себе не является законом, его, тем не менее, можно уверенно назвать правовой базой внедрения энергетического перехода, поскольку именно на его основе и согласно ему впоследствии были пересмотрены или приняты многие австралийские нормативно-­правовые акты, а также разработаны специальные отраслевые программы. Согласно авторам NEPP, повышение энергоэффективности экономики предполагает развитие конкурентных начал в энергетическом секторе (в особенности в газовой и электроэнергетической отрасли), внедрение энергосберегающих технологий, снижение всевозможных расходов и издержек и сокращение выбросов в окружающую среду. По замыслу разработчиков NEPP, его реализация должна была благотворно повлиять не только на энергетику, но и на другие сектора народного хозяйства, стимулировать инвестиционную составляющую, а также способствовать возникновению новых отраслей экономики. Основной упор при практической реализации NEPP планировалось сделать на расширение сетей электро- и газоснабжения.
Вступление в силу NEPP повлекло за собой и существенное изменение австралийской нормативно-­правовой базы. В частности, в 2019 г. начала действовать новая редакция градостроительного кодекса (англ. – National Construction Code), закрепившая пересмотренные нормы энергоэффективности жилых и производственных строений. Был радикально пересмотрен закон о стандартах качества топлива (англ. – Fuel Quality Standards Act). Новые нормы данного закона предусматривают поэтапное внедрение энергоэффективности в авиационном, морском и дорожном транспорте.
В то же время, как отмечает МЭА, в отличие от большинства стран ОЭСР, Австралия не имеет обязательных стандартов экономии топлива легковым (включая лёгкие коммерческие автомобили) транспортом, хотя добровольные стандарты в этой области действуют с 1978 года. И только в 2020 г. Федеральная палата автомобильной промышленности (Federal Chamber of Automotive Industries – FCAI) объявила о новом отраслевом стандарте выбросов углекислого газа, который направлен на их снижение в среднем на 4 % в год для легковых автомобилей и лёгких внедорожников [18].
Для успешной реализации NEPP было предусмотрено создание ряда финансовых рычагов: фонда снижения выбросов (англ. – Emissions Reduction Fund), государственных планов по продвижению энергоэффективности (англ. – State energy efficiency schemes), нормативное закрепление целевых показателей освоения ВИЭ (англ. – Renewable Energy Target – RET). Сюда же относятся инструменты целевой финансовой поддержки социально уязвимых слоёв населения (аборигенов, малоимущих, пенсионеров, жителей отдалённых регионов), по которым могут ударить возможные неблагоприятные последствия внедрения мер энергоэффективности. Ещё одним инструментом финансовой поддержки, рассчитанным уже на всё население, призвана стать новая, более гибкая тарификация энергоснабжения жилищно-­коммунального сектора. Разработать её планировалось к 2017 г. К 2016 г. предполагалось разработать национальную политику по продвижению в стране «умных» транспортных систем с целью снижения уровня выбросов на транспорте.
Практическое воплощение NEPP с самого начала отставало от намеченных показателей. Так, за 2015–2019 гг. эффективность использования энергии в стране увеличилась всего на 5 % [19]. Дополнительным тормозом реализации NEPP стала коронавирусная пандемия, особенно сильно ударившая по деловой активности в Австралии.
Во исполнение NEPP была разработана и в сентябре 2020 г. обнародована национальная программа стимулирования экономической конъюнктуры путём постепенного широкомасштабного внедрения в народном хозяйстве природного газа как основного энергоносителя (англ. – Gas-fired economic recovery) [20]. Таким образом, перечисленные нормативные документы дают основание утверждать, что в Австралии создана отвечающая современным мировым тенденциям правовая база энергетического перехода. Что касается практического внедрения содержащихся в данных нормативных актах идей, то ситуация выглядит уже не столь однозначной. В значительной мере это связано и со спецификой энергетического баланса Австралии, которая будет рассмотрена ниже.
Как указано выше, Австралия всё чаще попадает в фокус внимания международного сообщества, требующего от властей страны умножить усилия по реализации климатической повестки. Характерно, что даже Великобритания и США, ближайшие союзники Австралии, начали оказывать давление на правительство этой страны с целью побудить его к более решительным мерам в деле защиты климата [21].
Именно по этим причинам упомянутые выше австралийские политики стали делать заявления о якобы ведущей роли их государства в реализации климатической повестки, одновременно пытаясь умалить соответствующие результаты других стран и регионов мира.
Так, в преддверии встречи на высшем уровне государств-­членов G7 в июне 2021 г., премьер-­министр Австралии заявил, будто его страна сумела снизить совокупные выбросы парниковых газов на 20 % по сравнению с показателем 2005 г., благодаря чему, австралийцам, якобы, удалось преодолеть три четверти пути к достижению принятых обязательств сократить выбросы на 26–28 % в период до 2030 г. [22].
Однако в обоснованности данного заявления сомневаются даже некоторые австралийские политики. В частности, бывший федеральный министр природных ресурсов, а ныне сенатор от Либерально-­национальной партии Мэтт Канаван (Matthew Canavan) объявил, что указанное «достижение» на деле представляет собой результат усилий по снижению выбросов в одном-­единственном секторе национальной экономики (в сельском хозяйстве), и ни в коем случае не может служить подтверждением успехов страны на пути к энергетическому переходу [23]. При этом, по данным австралийского Министерства промышленности, науки, энергетики и природных ресурсов, этот эффект был достигнут в 2007–2017 гг. только в земледелии (за счёт снижения расчистки сельхозугодий, в особенности путём выжигания), тогда как в животноводстве и первичной переработке сельхозпродукции выбросы углекислоты практически не снизились [24, 25]. Соответственно, по расчётам Института Австралии (англ. – The Australia Institute) – одного из ведущих исследовательско-­аналитических центров страны, без учёта данного фактора австралийская экономика с 2005 г. по настоящее время не только не снизила совокупный объём выбросов парниковых газов, а, напротив, даже увеличила их на 7 % [26].
И лидером в этом росте стала энергетика, на которую в 2018–2019 гг. (последний охваченный статистическими исследованиями предпандемийный период) приходилось 72 % всех австралийских выбросов парниковых газов. Для сравнения: в 2005 г. данный показатель составлял 58 % [27, с. 7].
Специфика австралийской энергетики состоит в том, что уголь традиционно составляет в стране значительную долю энергетического баланса. Это относится и к суммарному потреблению первичных энергоресурсов (рис. 3), и к электрогенерации (рис. 4). Подобная специфика энергобалансов Австралии вызывает недоумение у многих климатически продвинутых экспертов [15]. Кроме того, Австралия является крупнейшим экспортёром угля и сжиженного природного газа (СПГ), большая часть поставок которых предназначена для растущих рынков Азии. Так, в 2020 г. по этим показателям Австралия вышла на первое место в мире, обеспечив 29,1 % всего мирового экспорта угля (9,25 ЭДж или порядка 355 млн т) и 21, 8 % – СПГ (106,2 млрд кубометров) [28].

Именно в силу огромного значения угольной отрасли для экономики и энергетики страны, Австралия, наряду с Индией, Китаем, Россией и США, оказалась в числе тех немногих государств, которые не подписали в ходе СОР‑26 заявление о глобальном переходе от угля к чистой энергии [29]. Подписанием этого документа развитые страны взяли на себя обязательства отказаться от угля в 2030 г. или как можно быстрее после этого срока, а развивающиеся государства – в 2040 г. или как можно быстрее после этого срока [30].
Анализ австралийских ключевых показателей декарбонизации показывает, что страна находится совсем не в лидерах, а скорее в аутсайдерах реализации климатической повестки. По сравнению с рядом ведущих стран мира (22 государства-­члена ОЭСР + Россия) достижения Австралии здесь можно назвать как минимум скромными. Данное утверждение как нельзя лучше иллюстрирует таблица 1, составленная специалистами Института Австралии.

Взятие в этой таблице за точку отсчёта 2005 г. не случайно: именно на 2005 г., по мнению австралийских властей, приходится начало общенациональной кампании по борьбе с изменениями климата. Кроме того, 2005 г. стал годом начала реализации обязательных к исполнению показателей по снижению выбросов парниковых газов, взятых на себя государствами-­подписантами Киотского протокола – предшественника Парижского соглашения по климату [27, с. 1].
Не случайна и приводимая для сравнения подборка 24 государств: в данную референтную группу вошли страны, ВВП по паритету покупательной способности (ППС) на душу населения в которых в 2018 г. был сопоставим с австралийским (за исключением малых стран – Люксембурга, Исландии, Мальты и Сингапура, и нефтяных экономик – монархий Персидского залива и Брунея) . В этой референтной группе Австралия по уровню ВВП на душу населения занимает 11 место. Все перечисленные государства в той или иной мере реализуют климатические меры путём снижения выбросов парниковых газов, уменьшения использования ископаемых энергоносителей и развития возобновляемой энергетики. Указанные меры сводятся к собирательному термину «энергетический переход».
В 2005 г. Австралия занимала второе место в мире по удельному весу угля в общем потреблении первичной энергии. Среди вошедших в статистическую выборку 24 стран, Австралия потребляла больше энергии и эмитировала больше парниковых газов на душу населения, чем большинство этих государств. В то же время использование здесь таких ВИЭ, как солнце и ветер было незначительным (рис. 3). Располагая, таким образом, «эффектом низкой базы» при темпах прироста населения выше средних по референтной группе и обладая потенциалом для развития возобновляемой энергетики, сопоставимым с возможностями большинства стран-­членов ОЭСР, Австралия в период 2005–2019 гг. имела высокие шансы внести существенный вклад в усилия мирового сообщества по защите климата. В реальности ситуация оказалась прямо противоположной: по состоянию на 2019 г., среди развитых стран Австралия в деле реализации климатической повестки оказалась в аутсайдерах [27, с. 1]. К 2019 г. позиции Австралии в рейтинге или остались неизменными, или даже ухудшились по сравнению с 2005 г. (таблица 1). Страна стала анти-лидером по объёму эмиссии парниковых газов как на душу населения, так и на единицу произведенного ВВП. Фактическое отсутствие ­каких-либо улучшений в вопросе декарбонизации экономики контрастирует с уверениями австралийских правительственных чиновников, согласно которым их государство находится на передовых позициях в мире в деле реализации климатических целей. По интенсивности выбросов парниковых газов Австралия занимает второе место среди стран-­членов ОЭСР, уступая лишь Польше. По мнению экспертов Института Австралии, комбинация двух факторов – удельного веса неископаемых энергоносителей в энергетическом балансе и динамики развития возобновляемой энергетики – и вовсе позволяет поставить их страну на первое место по зависимости от ископаемых энергоносителей [27, с. 2].
Показатели таблицы 1 как раз и позволяют судить об эффективности мер, принимаемых австралийскими властями в рамках энергетического перехода.
На сегодняшний день среди зарубежных политиков и экспертов сложилось практически единогласное убеждение, что основной предпосылкой обеспечения энергетического перехода является увеличение удельного веса ВИЭ в энергетическом балансе. Политическая поддержка и снижение стоимости технологий ведут к быстрому росту использования различных видов ВИЭ, выводя сектор электроэнергетики на передний план усилий по сокращению выбросов, но требуя при этом изменения работы всей энергосистемы, чтобы обеспечить надёжное электроснабжение потребителей.
Рост генерации за счет ВИЭ и ядерной энергии помогает снизить выбросы в самой электроэнергетике. Кроме того, за счет электрификации снижается негативное воздействие на природу в смежных отраслях (например, железнодорожном и пассажирском автотранспорте). Активно идёт электрификация жилищного (использование электроэнергии для отопления) и промышленного секторов, хотя здесь и гораздо больше проблем, особенно в таких отраслях промышленности, как производство стали и цемента [31]. В то же время «зелёная» или «чистая» электрификация требует опережающего развития инфраструктуры электроснабжения, значительного повышения гибкости энергосистем.
В Австралии, несмотря на то, что она является одним из самых солнечных и ветреных континентов на Земле, и имеет, по мнению экспертов ОЭСР, уникальные возможности для получения экономической выгоды от своих богатых природных ресурсов [32], развитие возобновляемой энергетики пока не получило должного развития. В то же время отдельные успехи в этой области здесь, конечно же, имеются.
Традиционно в Австралии из возобновляемых источников использовали лишь биомассу и гидроэнергию (рис. 3). Быстрый рост ветровой и солнечной энергии начался в стране только во второй половине первого десятилетия этого века. Тем не менее, в 2016 г. каждая из них по-прежнему составляла менее 1 % от общего объёма поставок первичной энергии для страны в целом, с большими различиями в разных штатах и территориях. В том же году в производстве электроэнергии, вместе с биомассой и гидроэнергией, ВИЭ составили 14,7 %. В общем же потреблении первичных энергоресурсов в стране доля ВИЭ составляла всего 6,4 % [13].
Однако Австралия стала мировым лидером в области внедрения солнечных фотоэлектрических панелей на крышах зданий и начала быстро внедрять крупномасштабную солнечную и ветровую энергию [13]. И к 2020 г. ситуация заметно изменилась. Доля ветровой и солнечной энергии в суммарном энергопотреблении Австралии увеличилась до 3 %, всех ВИЭ – до 8,5 %, а в производстве электроэнергии – до 22,6 % [2].
Меры, стимулирующие развитие ВИЭ, особенно распределенных солнечных фотоэлектрических систем, занимают значительное место в энергетической политике Австралии как на федеральном уровне, так и на уровне штатов. Интересен также опыт этой страны по созданию специальных зон возобновляемой энергетики (Renewable Energy Zones – REZ) для крупномасштабного развития ВИЭ. Первые такие зоны и связанные с ними проекты планируется реализовать к середине текущего десятилетия, что позволит увеличить использование солнечных фотоэлектрических и ветровых установок уже к 2026 г. почти на 30 %.
В целом же, по оценкам МЭА, за 2021–2026 г. мощности ВИЭ Австралии увеличатся почти на 30 ГВт, или на 75 %, в том числе мощность солнечных фотоэлектрических установок и береговых ветроустановок вырастет более чем на 7 ГВт каждая [33]. При этом распределённая солнечная фотоэлектрическая энергия обеспечит почти 50 % общего роста, добавляя почти 14 ГВт новых мощностей в течение прогнозируемого периода [33].
Ситуация и с достижением углеродной нейтральности, и развитием ВИЭ далеко не одинакова в разных штатах и территориях страны . При этом штаты не только имеют в этом плане значительную автономию, но и свои собственные цели по сокращению выбросов. Да и сами объёмы этих выбросов в настоящее время также широко дифференцированы (таблица 2).

Так, ещё в 2020 г. о стремлении достичь «чистого нуля к 2050 году» заявили штаты Новый Южный Уэльс и Квинсленд [35, 36], а Тасмания стремится достичь чистых нулевых выбросов во всех секторах своей экономики с 2030 г. [37]. И это при том, что в целом по штату «чистый нуль» был достигнут в Тасмании ещё в 2015 г., поскольку её обширные леса и другие природные ландшафты поглощают и хранят больше углерода каждый год, чем выбрасывает штат, заявил 27.04.2018 г. министр окружающей среды штата Элиз Арчер (Elise Archer, Minister for the Environment) [38].
К настоящему времени все штаты и территории Австралии взяли на себя обязательство обеспечить чистые нулевые выбросы к 2050 г. или ранее, причем большинство из них также устанавливают промежуточные целевые показатели.
Значительных успехов достигла Тасмания и в области развития возобновляемой энергетики. Уже 27 ноября 2020 г. Гай Барнетт, министр энергетики этого штата (Guy Barnett, Minister for Energy), заявил, что с началом работы 29‑й из 31 ветряной турбины в гавани Гранвиль выработка электроэнергии на ГЭС и ВЭС Тасмании достигла 10741 ГВт·ч. Она стала полностью обеспечивать себя возобновляемой электроэнергией [39, 40]. Более того, правительство Тасмании законодательно установило целью достижение к 2040 г. выработки электроэнергии из ВИЭ в объёме, вдвое превышающем потребности в ней этого штата путём дальнейшего развития ветровых и солнечных установок и глубокой модернизации гидроэнергетики, включая строительство гидроаккумулирующих станций (проект Battery of the Nation) [40, 41]. Излишки электроэнергии будут направляться на материк по специальному кабелю (проект Marinus Link) мощностью 1500 МВт и стоимостью 3,5 млрд австралийских долларов, который будет проложен между Тасманией и Викторией [39, 40].
Другим важным направлением энергетического перехода в Австралии является улавливание и захоронение CO2 (CCS)/улавливание, утилизация и захоронение углерода (Carbon Capture, Utilization and Storage – CCUS). Первый проект в рамках этого направления – Gorgon Carbon Dioxide Injection – был реализован в штате Западная Австралия в 2019 г. Этот демонстрационный коммерческого масштаба проект улавливания и хранения углерода является частью крупнейшего Gorgon LNG проекта компании Chevron по разработке одноимённого месторождения природного газа. Он включает объекты улавливания и хранения CO2 мощностью 3,4–4 млн т в год, сжижения СО2 и его транспортировки по 7‑километровому трубопроводу к месту закачки, солёному водоносному горизонту Дюпюи, в 2,3 км под островом Барроу на глубине 2 500 м. Проект Gorgon управляется Chevron Australia и является совместным предприятием австралийских дочерних компаний Chevron (47,3 %), ExxonMobil (25 %), Shell (25 %), Osaka Gas (1,25 %), Tokyo Gas (1 %) и JERA (0,417 %) [42, 43].
В стадии строительства находятся мощности по улавливанию и захоронению СО2 в рамках водородного проекта «Цепочка поставок, свободная от CO2» компании Kawasaki Heavy Industries, Ltd. Кроме того, в текущем десятилетии в Австралии намечено реализовать ещё 6 различных проектов суммарной мощностью по улавливанию и хранению CO2 свыше 8,4 млн т в год, которые находятся на различных стадиях подготовки [42]. Федеральное правительство Австралии всецело поддерживает это направление энергетического перехода, выделив из бюджета в текущем финансовом году 263,7 млн долларов на дополнительные исследования и создание новых центров улавливания и хранения углерода (CCS) [44].

Огромный потенциал имеет Австралия и в части развития водородной энергетики, в том числе и экспортной направленности. Как отметил ещё в 2018 г. главный научный сотрудник Австралии Алан Саймон Финкель (Alan Simon Finkel, Australia’s Chief Scientist), «У нас в Австралии есть обильные ресурсы, необходимые для производства чистого водорода для мирового рынка по конкурентоспособной цене, по любому из двух жизнеспособных путей – расщепление воды с использованием солнечной и ветровой электроэнергии или получение водорода из природного газа и угля в сочетании с улавливанием и связыванием углерода» [14].
В настоящее время в стране завершается реализация отмеченного выше пилотного проекта компании Kawasaki Heavy Industries, Ltd. под названием «Цепочка поставок, свободная от CO2» по получению водорода из низкосортного бурого угля, залегающего в австралийском штате Виктория. Работу над этим проектом Kawasaki совместно со своими деловыми партнёрами из Австралии начала в 2015 г. Согласно японо-­австралийскому проекту, водород будет получаться путём газификации угля под высоким давлением и последующего выделения водорода из полученного синтез-газа. Образующаяся при этом двуокись углерода подлежит сбору и захоронению по технологии CCS, а полученный водород сжижается и с отгрузочного терминала специальным танкером доставляется на разгрузочный терминал в Японию. В рамках этого проекта, получившего название HySTRA project, строятся: в районе Latrobe Valleyin угольный разрез и установка по газификации угля и выделению из него водорода; отгрузочный терминал и установка по сжижению водорода в порте Гастингс в штате Виктория (Австралия); разгрузочный терминал в Кобе (Япония) .
Водород рассматривается Федеральным правительством Австралии как потенциальное высокоэффективное топливо с нулевым уровнем выбросов, поэтому уже в бюджете этого финансового года оно выделяет 275,5 млн долларов на развитие ещё четырёх центров производства водорода в различных районах [44]. Производство и использование «чистого водорода» предусматривается и долгосрочным планом по сокращению выбросов и достижению Австралией их чистого нулевого уровня к 2050 г.
В заключение следует ещё раз отметить, что критика со стороны международной общественности энергетической политики Австралии в части борьбы с глобальным потеплением как недостаточно амбициозной, имеет под собой определённое основание.
Однако анализ энергетической политики Австралии в части энергетического перехода и достижения углеродной нейтральности свидетельствует, что страна выбрала свой путь для достижения этих целей и уже предприняла ряд практических шагов к энергетическому переходу. В частности, в Австралии создана отвечающая современным мировым тенденциям правовая база энергетического перехода, созданы необходимые инструменты финансовой поддержки (различные целевые фонды, национальные планы и программы).
В то же время страна не будет устанавливать для себя амбициозных целей в деле решения глобального климатического кризиса. Как заявил премьер-­министр Австралии Скотт Д. Моррисон, «мы будем продолжать брать на себя разумные обязательства и делать все возможное, чтобы превзойти их» [7]. В этих целях правительство Австралии предложило свой, «австралийский путь» достижения углеродной нейтральности: сочетание максимально возможного сокращения выбросов парниковых газов, которые образуются при добыче и использовании ископаемого топлива путём инвестиций в новые энергетические технологии, и так называемых «компенсационных» мер, таких как посадка деревьев и технологии улавливания углерода. Именно такое сочетание, как считают в руководстве страны, позволит снизить риск негативных последствий изменения климата без ущерба для экономики Австралии.
В силу особенностей структуры экономики и энергетики Австралии (развитые горнодобывающая промышленность и связанные с добычей и обработкой полезных ископаемых другие сектора экономики экспортной ориентации, преобладание тепловых электростанций в электрогенерации, стремление создать водородную энергетику экспортной направленности), опыт этого государства по энергетическому переходу представляет особый интерес и для России. А ориентация Австралии при достижении углеродной нейтральности на сочетание максимально возможного сокращения выбросов парниковых газов и компенсационных мер делает этот опыт для нас особенно интересным.