Энергетическая безопасность
по-европейски

Алексей МАСТЕПАНОВ
Главный научный сотрудник ИПНГ РАН,
д. э. н., профессор РГУ нефти и газа
им. И. М. Губкина, академик РАЕН
e-mail: amastepanov@mail.ru

ВВЕДЕНИЕ

Развитие глобальной экономики и энергетики обусловлено не только сугубо экономическими факторами, но и всей совокупностью природно-­климатических, социально-­экономических, технологических, политических и геополитических условий. Оно находится под воздействием огромного количества самых разных, зачастую разнонаправленных факторов. Это и глобализация, которая, вплоть до последнего времени, была важнейшим из них, и геополитика, и взрывное развитие науки и технологий, в том числе открытие новых источников энергетических ресурсов, демографические процессы и резкий рост социального неравенства, социальные революции и вой­ны. Но особое место в ряду этих факторов принадлежит глобальному потеплению, реакцией на которое стала концепция энергетического перехода, меняющая само представление об энергетике середины XXI века [1]. В последнее время, вплоть до конца 2021 г. считалось, что в ближайшее десятилетие именно глобальные изменения климата и борьба с ними будут основными вызовами для энергетического сектора мировой экономики, хотя не сбрасывалось со счетов и действие геополитического фактора.
Однако в последние годы именно геополитический фактор стал не только определять предстоящее развитие мировой экономики и энергетики, но и повернул вспять целый ряд уже сформировавшихся тенденций мирового развития, резко изменил основные положения энергетической политики ведущих стран, в том числе и представление об энергетической безопасности.
Краткая, но чёткая, характеристика современного этапа дана в ежегодном докладе Валдайского клуба «Мир без сверхдержав», опубликованном 24 октября 2022 г.: «Кризис глобализации, этой универсальной рамки мирового развития, начался ещё в 2000‑е гг. Пандемия доказала, что глобализация, как её понимали с 1980‑х гг., вполне обратима. Разразившийся в 2022 г. военно-­политический̆ кризис в Европе, чрезвычайно опасный и мало предсказуемый рецидив соперничества крупнейших держав, затронул бóльшую часть мира и подвёл черту под моделью отношений, в основе которой лежало представление о взаимозависимости как о благе» [2].
О серьезных рисках фрагментации мировой экономики на геополитические блоки с различными технологическими стандартами, трансграничными платежными системами и резервными валютами предупредил и МВФ в своём «Обзоре мировой экономики», вышедшем в июле 2022 г. на фоне конфликта на Украине [3, с. 12]. Как было отмечено нами в [1], мир вступает в совершенно новую эру многополярности. Место глобализации занимают бóльший регионализм и фрагментация мировой экономики, которую Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш назвал «раздробленным миром» [4].
Перспектива раздробленной мировой системы стала реальной угрозой уже в середине второго десятилетия этого века . И с тех пор целый ряд внешнеполитических и внешнеэкономических шагов и действий основных акторов мировой экономики и таких привходящих событий как коронавирусная пандемия, сделали эту угрозу практически неизбежной. А нынешний политический кризис вокруг Украины наглядно показал, что возможно всё, даже самое немыслимое. И что без кардинальных преобразований всей системы международных экономических и социально-­политических отношений не обойтись.
Подобная фрагментация глобального пространства и всех международных отношений ставит под сомнение устоявшиеся представления об основных направлениях и мерах обеспечения энергетической безопасности. Наибольшие трансформации в этой области происходят в настоящее время на европейском пространстве – в ЕС и странах Европейского союза.
Весь прошлый год тема обеспечения энергетической безопасности была одной из важнейших в энергетической политике Евросоюза и входящих в него государств. Под её флагом принимались исторически важные решения, создавались новые государственные и наднациональные структуры, перекраивались внешнеторговые потоки энергоресурсов.
А что получилось в результате? Цены на внутренних европейских рынках побили все мыслимые и немыслимые рекорды, привели к закрытию не только ряда энергоёмких предприятий, но и десятков простых хлебопекарен и других жизненно важных производств. Жителей призывают уменьшить отопление своих жилищ и зимовать в холодных домах и квартирах, запасаться пледами, свитерами и дровами…Попробуем найти причины таких результатов, разобраться во всём этом.

Энергетическая безопасность в системе национальной безопасности

 В сложившихся на рубеже XX и XXI веков экономических и геополитических условиях, в силу значимости энергии для развития общества, энергетическая безопасность стала важнейшей составляющей национальной безопасности любого государства. При этом в последние десятилетия под энергетической безопасностью «во всём цивилизованном мире» понималось, прежде всего, надёжное и бесперебойное снабжение потребителей топливом и энергией в необходимых объёмах и требуемого качества по экономически приемлемым ценам . Эти две основных составляющих энергетической безопасности – бесперебойное снабжение и приемлемые цены – подчёркнуты и в основном труде МЭА – WEO‑2022, опубликованном в конце октября 2022 г. В нём МЭА подтвердило, что энергетическая безопасность – это не только наличие бесперебойного доступа к энергии, но и обеспечение поставок энергии по доступной цене  [9].
Соответственно, понятие «энергетическая безопасность» в развитых странах – импортёрах энергоресурсов стало всё чаще связываться не столько с политикой всесторонней защиты национальной экономики от возможных перебоев в поставках топлива и энергии, сколько с гарантиями получения их из зарубежных источников в обмен на предоставление экспортёрам доступа на свои энергетические рынки. Иными словами, усилилось понимание того, что решение проблемы энергетической безопасности находится на путях экономического сотрудничества [6].
В 2010‑е гг. под воздействием глобализации и изменений социально-­политической ситуации в мире во взглядах западных экспертов на проблему энергобезопасности происходит дальнейшая эволюция. Как отмечается, например, в World Energy Outlook 2009, «озабоченности, касающиеся энергетической безопасности, определяемой как доступ к адекватному, посильному и надёжному снабжению энергией, возникают время от времени, внося изменения в международную энергетическую систему и новое понимание рисков и возможной цены нарушения энергоснабжения» [10]. Тем самым, по мнению МЭА, проблема энергетической безопасности сейчас состоит не в отсутствии энергоресурсов, а в обеспечении доступа к этим ресурсам. Соответственно, из этого вытекает обострение мировой конкуренции за права и условия этого доступа .
Обобщая имеющиеся исследования в этой области и применяемую практику решения возникающих проблем, связанных с обеспечением энергетической безопасности, нами ещё в 2015 г. был сделан следующий вывод – основными угрозами глобальной энергетической безопасности на современном этапе выступают так называемые системные вызовы, которые охватывают не только всю хозяйственную деятельность человечества, но и её социально-­политические аспекты, определяя глубинную природу основных угроз надёжному и бесперебойному энергообеспечению человечества (рис. 1) [12].
Причин дальнейшего изменения подходов к энергетической безопасности было несколько: это политическая нестабильность в отдельных регионах планеты, отсутствие общепризнанных регулирующих международно-­правовых механизмов, несовершенство инфраструктуры и однобокость географии трубопроводных маршрутов при недостаточно развитой системе морских перевозок природного газа [7]. К этому же времени проблемы национальной, региональной, мировой энергетической безопасности становились всё сложнее и сложнее: ужесточалась конкуренция за доступ к энергетическим ресурсам, усиливались государственное регулирование и контроль как на энергетических рынках, так и на маршрутах транспортировки энергоносителей, возрастала степень неадекватной реакции на угрозы энергетической безопасности со стороны правительств некоторых развитых стран, прежде всего, США.
Очередная трансформация взглядов на проблему обеспечения энергетической безопасности связана с прогрессирующим ухудшением состояния окружающей среды, и глобальными изменениями климата, и озабоченностью общества по поводу дальнейшего использования ископаемого топлива.

Отсюда – повышенное внимание к проблеме устойчивого развития экономики и энергетики в трактовке этой проблемы конференцией ООН по окружающей среде и развитию (Рио-де-­Жанейро, 1992). Понятие «устойчивое развитие» начало применяться и при исследовании проблем энергетической безопасности, а сама энергобезопасность стала общим термином для обсуждения любых вопросов, связанных с энергоснабжением, спросом на энергию, экологическими аспектами, связанными с энергетикой, ценами на энергию и др.
Одновременно растёт также понимание того, что глобальной угрозой энергетической безопасности является низкая энергоэффективность экономик развивающихся стран, а также чрезмерное потребление энергоёмких материальных благ в экономически развитых странах, ведущие к необоснованному росту спроса на энергоресурсы.
Тем самым родилось новое понятие – «устойчивая энергетическая безопасность», охватывающее проблемы как энергетической устойчивости, так и энергетической безопасности. Взаимосвязи основных причин и факторов, приведших к его становлению, показаны на рис. 2.

Эволюция понятия «энергетическая безопасность» и мер её обеспечения в ЕС

Европейские страны, особенно члены Евросоюза, с их сильной зависимостью от импорта энергоресурсов, основными угрозами своей энергетической безопасности традиционно считали именно эту зависимость, а также высокие цены на нефть и их колебания. Соответственно, необходимыми условиями обеспечения энергобезопасности назывались «предсказуемые и стабильные [политические] режимы [в странах-­экспортёрах энергоресурсов], устойчивая и понятная система налогообложения», отсутствие «несправедливых административных барьеров». Из подобного понимания вытекали и меры обеспечения безопасности: открыть рынки ресурсных стран для инвестиций, снять любые ограничения на экспорт энергоресурсов, предоставить полную информацию о запасах нефти, сделать прозрачным процесс управления государственными доходами от продажи энергоресурсов [14].
Исходя из изложенного выше понимания энергобезопасности, в Евросоюзе длительное время основными направлениями стратегии её обеспечения были развитие внутреннего энергетического рынка и рост энергоэффективности, увеличение национального производства возобновляемых видов энергии и диверсификация поставок энергоносителей. Одновременно продолжался процесс осознания того, что решение проблемы энергетической безопасности находится на путях экономического сотрудничества .
Другой особенностью европейского подхода, характерной для ЕС, стала передача вопросов обеспечения энергетической безопасности со странового уровня на наднациональный. Если до 2005–2007‑х гг. Европейская комиссия, парламент и Совет ЕС принимали документы, которые регулировали лишь энергетическую политику Евросоюза в целом и отдельные вопросы энергообеспечения стран-­членов , то в последующие годы они всё больше и больше стали определять практически всю политику в этой области. В частности, в 2008 г. Еврокомиссия подготовила «Energy Security and Solidarity Action Plan» [17], в котором были изложены не только стратегические цели ЕС в области энергетики и обеспечения энергетической безопасности сообщества, но и конкретные задачи, и планы в этой области. В 2014 г. в ЕС была принята Стратегия энергетической безопасности (European Energy Security Strategy), подтверждающая необходимость снижения зависимости от «отдельных видов топлива, поставщиков и маршрутов». В ней перечислены и основные направления достижения этой цели: дальнейшее повышение энергоэффективности экономики, развитие ВИЭ, более широкая диверсификация поставщиков и инфраструктуры с акцентом на импорт СПГ из стран Северной Америки и Катара [18].
В целом же, как уже было отмечено выше, в течение последних 20 лет основными направлениями стратегии энергобезопасности ЕС являлись:

• развитие внутреннего энергетического рынка и рост энергоэффективности;
• увеличение национального производства возобновляемых видов энергии;
• диверсификация поставок энергоносителей.

Однако уже после «первой российско-­украинской газовой вой­ны» (2006 г.) , основной угрозой энергетической безопасности ЕС всё больше и больше стала считаться зависимость от поставок российских энергоресурсов, особенно природного газа.
Газовый конфликт, в результате которого страны Европы ощутили энергетическую беспомощность, стал поводом к переосмысливанию ситуации. От прекращения поставок газа экономические и политические потери несёт не только РФ: такие действия, в случае их повторения, поставят под угрозу имидж правительств стран ЕС. Население этих стран, привыкшее к определённым стандартам жизни, проявило антироссийские настроения, побудило искать иные способы обеспечения энергобезопасности [21, с. 31].
После же кризиса и государственного переворота 2014 г. на Украине и нового витка напряжённости в отношениях с Россией, тезис о необходимости диверсификации поставок газа и снижения зависимости от России зазвучал с новой силой .
Речь уже идёт о трёх стратегиях диверсификации: диверсификации импортных источников природного газа, диверсификации маршрутов поставок природного газа и диверсификации источников энергоресурсов как таковых [22]. В развитие тезиса о диверсификации была выдвинута и идея создания Энергетического союза ЕС, подразумевающего, что его члены (страны ЕС) будут вести переговоры с поставщиками энергии единым блоком [22–25].
Одновременно украинские события вновь, хотя и с других позиций, подтолкнули западных политиков к пониманию если не глобальности энергетической безопасности, то необходимости скоординированных совместных действий по её обеспечению. Это хорошо видно из рекомендаций странам G7 по укреплению энергобезопасности, разработанных американским Институтом анализа глобальной безопасности (Institute for the Analysis of Global Security) в мае 2014 г. [22]. Среди них:

• диверсификация транзитных маршрутов природного газа, особенно, снижающих зависимость от Украины, которая зарекомендовала себя ненадёжным транзитёром («Поэтому в интересах Европы поддерживать – а не против – новые коридоры для российского газа, такие как газопровод «Южный поток»»);
• продвижение «большой» энергетической сделки с Турцией. Странам G‑7 следует развивать и поощрять грандиозную сделку с Турцией, которая с одной стороны поддерживает стремление Турции стать сухопутным мостом для энергоресурсов Каспия и восточного Средиземноморья, а с другой – подвигает Турцию облегчить транзит танкеров с СПГ через свои проливы;
• необходимость нахождения Европой правильного баланса между стратегиями экологической и энергетической безопасности;
• поощрение межтопливной конкуренции на рынке автомобильного топлива;
• создание мощного ледокольного флота, включая строительство атомных ледоколов, для развёртывания будущей коммерческой, включая нефтегазовую, и военной деятельности в Арктике;
• многонациональное сотрудничество в целях подготовки энергетических систем для отражения кибератак и др.

В последние десять лет в энергетической политике ЕС и входящих в его состав основных государств на передний план выходит решение климатической проблемы. При этом, через энергетический переход и достижение углеродной нейтральности, по мнению европейских политиков, будет кардинально решаться и основная задача энергобезопасности – резкое снижение зависимости от импортных энергоресурсов. В декабре 2019 г. Европейский совет одобрил «Европейскую зелёную сделку» (European Green Deal) – масштабную долгосрочную стратегию социально-­экономического развития, разработанную Европейской комиссией. Основная цель принятия этого документа заключается в достижении климатической нейтральности к 2050 г. и реализации энергетического перехода с целью создания возможностей для экономического и промышленного роста при одновременном снижении зависимости от импортных энергоресурсов .
Однако недооценка объективных сложностей реализации принятого «зелёного курса» (European Green Deal) по достижению климатической нейтральности к 2050 г. за счёт декарбонизации экономики, вызванные этим просчёты в формировании сбалансированной энергетики будущего, вкупе с другими объективными и субъективными причинами, фактически подорвали энергобезопасность ЕС и привели в 2021 г. к масштабному энергетическому кризису. В общем виде выявленные нами основные причины и факторы глобального и регионального характера, вызвавшие этот энергетический кризис, показаны на рис. 3.

Однако признать вышеназванные причины и факторы развития энергетического кризиса для политической элиты Запада, особенно ЕС, равносильно признанию несостоятельности если не самой концепции энергетического перехода, то, по крайней мере, мер по её реализации. Гораздо проще в качестве основной причины энергетического кризиса назвать действия России, ОПЕК или Китая, что и было сделано.
Энергетический кризис, начавшийся в Европе в результате поспешных и непродуманных действий Еврокомиссии и стран ЕС в стремлении ускоренными темпами достичь углеродной нейтральности, принявший глобальный характер, вывел энергетическую безопасность и доступность энергоресурсов на передний план не только в рамках энергетической политики, но и во всей системе международных отношений.
Как отметил в связи с этим журнал Foreign Policy, «В реальности же провалы европейской энергетической политики по своей сути куда более сложны и имеют весьма отдалённое отношение к спорам вокруг возобновляемых источников энергии и ископаемого топлива. Энергетическая безопасность требует выверенного баланса рыночных сил, технологий, политики и геополитики. Истина заключается в том, что нынешнему энергетическому кризису поспособствовали как рыночная идеология правых, так и подавление рынка левыми» [29, 30].

Отказ от российских энергоресурсов – как новый фактор обеспечения энергобезопасности ЕС

Оголтелая русофобия, поднявшаяся в связи со специальной военной операцией России на Украине, ещё больше усложнила все рассмотренные выше процессы.
Обвинив, как водится, в возникновении энергетического (в первую очередь – газового) кризиса Россию, Евросоюз, «под флагом энергетической безопасности», принимает целый ряд решений, направленных на то, чтобы сделать Европу независимой от российских ископаемых видов топлива. Причём политические спекуляции на тему обеспечения энергобезопасности получили в ЕС такое распространение, что впору говорить о новом – спекулятивном – измерении понятия «энергетическая безопасность».
На волне русофобии и в угаре от «атлантической солидарности», запугивая себя и граждан своих стран угрозой прекращения поставок Россией природного газа, руководство Евросоюза один за другим принимает ряд мер, направленных на развал энергетического сотрудничества с Россией и отказ от российских ископаемых видов топлива, включая природный газ [31]. Так, 8 марта Европейская комиссия представила наброски плана «по обеспечению независимости Европы от российского ископаемого топлива задолго до 2030 г.», получившего название REPowerEU. 18 мая REPowerEU, призванный стать общей программой ЕС по «избавлению европейской энергетики от углеводородов российского президента Владимира Путина» [32], принимается Еврокомиссией. В рамках этого плана намечено прекратить импорт угля в ЕС из России с 10 августа 2022 г., нефти – с конца 2022 г., а импорт российского природного газа сократить в три раза к концу 2022 г.
План REPowerEU, по заявлению его авторов, «устанавливает ряд мер по быстрому снижению зависимости от российского ископаемого топлива и ускорению «зеленого перехода», одновременно повышая устойчивость энергетической системы всего Евросоюза. Он подкреплен финансовыми и юридическими мерами по созданию новой энергетической инфраструктуры и системы, в которых нуждается Европа» [33]. Согласно анализу Еврокомиссии, план REPowerEU потребует дополнительных инвестиций в размере 210 млрд евро в период до 2027 г. Основные направления снижения зависимости от российских энергоресурсов, в соответствии с этим планом, показаны на рис. 4.

Не откажешь авторам плана REPowerEU и в амбициозности. По их словам, «план REPowerEU ускорит переход Европы на чистую энергию, что в конечном итоге снизит цены на энергоносители и глобальный спрос на ископаемое топливо. ЕС поможет ускорить глобальный переход к «зелёной и справедливой энергетике» для обеспечения устойчивой, безопасной и доступной энергии для всего мира [34].
20 июля Еврокомиссия предложила новый законодательный инструмент и план добровольного сокращения спроса на газ. И уже 26 июля страны ЕС на уровне министров энергетики достигли политического соглашения о его принятии – добровольном сокращении спроса на природный газ на 15 % по сравнению со средним потреблением за последние 5 лет в период с 1 августа 2022 г. по 31 марта 2023 г. [31]. Вскоре это соглашение было принято Советом ЕС.
В этом же направлении действуют и принятые ЕС один за другим пакеты антироссийских санкций:

• второй (25 февраля), которым были запрещены поставки товаров и технологий для нефтепереработки;
• третий (28 февраля), согласно которому запрещён экспорт в Россию некоторых товаров и услуг нефтяного сектора;
• четвёртый (15 марта), вводящий запрет на новые инвестиции в российский энергетический сектор (за исключением ядерной энергетики), и санкции против крупнейших нефтяных компаний – «Роснефть», «Транснефть», «Газпром Нефть». Запрет распространяется на все инвестиции, передачу технологий и финансовые услуги, связанные с разведкой и добычей энергоресурсов;
• пятый (8 апреля), предусматривающий запрет на закупку, импорт или перевозку угля и других твердых ископаемых видов топлива в ЕС, если они происходят из России или экспортируются из России (вступление его в силу предусмотрено с августа 2022 г.);
• шестой (3 июня), который предусматривает частичное эмбарго на российскую нефть (в течение 6 месяцев Евросоюз намерен отказаться от импорта российской нефти, в течение 8 месяцев – от импорта нефтепродуктов);
• седьмой (21 июля), которым Евросоюз решил вывести из-под ограничений финансовые трансакции для оплаты поставок российской нефти в третьи страны;
• восьмой (6 октября), включающий сохранение запрета на транспортировку российской нефти с декабря 2022 г. и нефтепродуктов российского происхождения (с февраля 2023 г.) в третьи страны, а также предоставление связанных с ней финансовых и иных услуг. Им также вводится в действие договоренность стран G7 о введении потолка цен на нефть из России, достигнутая 2 сентября на встрече министров финансов государств этого объединения, который должен начать действовать с 5 декабря для сырой нефти и с 5 февраля 2023 г. для нефтепродуктов. Идея Еврокомиссии заключалась в том, чтобы Россия не могла получать сверхдоходы от своих энергоносителей, но при этом не страдали их покупатели, не входящие в Евросоюз. Ограничения включают «запрет на страхование и финансирование танкеров, перевозящих российскую нефть по цене выше согласованного предела» .
• девятый (16 декабря) усиливает уже существующий запрет новых инвестиций в энергетику России, дополнительно запрещая новые инвестиции в российский горнодобывающий сектор, за исключением деятельности, связанной с некоторыми важнейшими видами сырья. Добавлены в него и положения о подтверждении запрета с 5 февраля 2023 г. передачи, продажи или транспортировки нефтепродуктов в другие государства-­члены ЕС или в третьи страны, которые получены, в порядке временного исключения, из сырой нефти, импортируемой из России рядом стран по трубопроводу (а для Болгарии – и морским транспортом). В то же время, «в порядке отступления от этого запрета», «в духе солидарности с Украиной» Венгрии, Словакии и Болгарии позволяется экспортировать в Украину «определенные нефтепродукты, полученные из российской сырой нефти, в том числе, при необходимости, транзитом через другие государства-­члены» [37].

С конца сентября 2022 г. в ЕС обсуждалось также предложение 15 стран Евросоюза о введении потолка цен на весь импортируемый газ, однако дискуссии по этому вопросу шли ещё тяжелее, чем по потолку цен на нефть. В результате заблокировано введение механизма коррекции рынка, который должен был заработать с 1 января. И только 19 декабря, фактически в канун нового 2023 г., страны ЕС согласовали потолок цен на газ, который будет введен с 15 февраля – 180 евро за МВт·ч .
Причём, введён при условии, если фьючерс на крупнейшем европейском газовом хабе TTF в течение трёх дней не только превысит этот уровень, но и оторвётся от цен СПГ больше чем на 35 евро. Но и это решение было принято не единогласно: несколько стран Евросоюза проголосовали «против».
Вместе с тем ещё 24 ноября на внеочередном заседании Совет ЕС по энергетике согласовал регламент о совместных закупках газа. В коммюнике по итогам заседания отмечается: «Новые правила позволят государствам-­членам и энергетическим компаниям совместно закупать газ на мировых рынках. Объединение спроса на уровне ЕС гарантирует, что страны Евросоюза будут иметь лучшие рычаги воздействия, когда дело доходит до покупки газа на мировых рынках, и что государства-­члены не будут конкурировать друг с другом в этом процессе». В то же время в коммюнике подчеркивается: «Государства-­члены особо уточнили, что российский газ будет исключен из совместных закупок» [38].
Реакция России на введение потолка цен на российские экспортные энергоресурсы давно известна. О ней неоднократно говорили и президент России В. В. Путин, и заместитель председателя Правительства РФ А. В. Новак, и другие официальные лица [39–44].
Так, ещё 1 сентября 2022 г., комментируя мнение Вашингтона, что потолок цен позволит снизить мировые цены на нефть, А. В. Новак подчеркнул, что внедрение данного механизма «разрушит рынок полностью», а «Россия прекратит поставки нефти и нефтепродуктов странам, которые введут потолок цен на российскую нефть» [39].
Спустя неделю, на сессии Восточного экономического форума В. В. Путин, комментируя идеи стран Запада ограничить цены на российские энергоносители, высказался ещё более чётко: «Вообще не будем ничего поставлять, если это противоречит нашим интересам и, в данном случае, экономическим. Ни газ не будем поставлять, ни нефть, ни уголь, ни топочный мазут не будем поставлять» [41]. Соответствующий Указ Президента Российской Федерации, формулирующий ответные действия России на введение этого потолка цен, опубликован в конце декабря 2022 г. [45].
Что же касается потолка цен на российский газ, то, по словам пресс-­секретаря президента РФ Д. Пескова, реакция России на газовые решения ЕС будет аналогична действиям Москвы по нефтяному вопросу. «Здесь принципы те же. Это нарушение рыночного процесса рыночного ценообразования, посягательство на него. Любые ссылки на потолок неприемлемы. Потребуется время, чтобы тщательно взвесить за и против. Чуть-чуть затянулся процесс по нефти», – сказал он [43].
Одновременно с отказом от российских углеводородных ресурсов в ЕС и других европейских странах широким фронтом идёт поиск средств, методов и механизмов укрепления энергетической безопасности. В частности, в этих целях принимаются новые законы и подзаконные акты, направленные на укрепление энергобезопасности, которые охватывают меры по реформированию энергетических систем и снижению их зависимости от ископаемого топлива, волатильности цен на него, внедрению технологий улавливания, использования и хранения углерода (CCUS), использования водорода и др.
При этом главная цель всей этой деятельности – доказать, что обеспечения энергобезопасности Европы можно добиться только полным отказом от импорта любых энергоносителей из России. Это делается и через официальные прогнозы МЭА [46], и через статьи и интервью с «крупными энергетическими авторитетами» – организациями (Атлантический совет – [47]), и личностями (с тем же Д. Ергиным – [48]).
Более того, своими прогнозами МЭА фактически подталкивает ЕС к ускоренному отказу от российского природного газа, «рисуя» радужные возможности его замены. Так, в своём последнем World Energy Outlook 2022, в сценарии объявленных обязательств , МЭА утверждает, что экспорт российского трубопроводного газа в Европейский союз полностью прекратится уже к 2030 г. без особого ущерба для его экономики [46].
Соответственно, и рекомендации для резкого снижения зависимости Европы от российских нефти и газа разрабатываются не только самими европейскими структурами, но и различными международными организациями. Так, то же МЭА в начале марта 2022 г. разработало и представило общественности план по снижению зависимости Евросоюза от российского газа, состоящий из 10 пунктов (или шагов), реализация которых могла бы позволить ЕС сократить импорт газа из России более чем на 50 млрд м3 уже до конца 2022 г. [49].
Практически одновременно свои предложения по укреплению европейской энергетической безопасности, касающиеся неотложных (реализуемых в период до предстоящей зимы), среднесрочных (рассчитанных на 1–3 года) и долгосрочных мер, разработал и представил центр глобальной энергии Атлантического совета [50].
А в декабре 2022 г. МЭА специально для ЕС подготовило доклад «Как избежать нехватки газа в Европейском союзе в 2023 г.» (How to Avoid Gas Shortages in the European Union in 2023). Этот доклад исполнительный директор МЭА Фатих Бироль представил 12 декабря вместе с президентом Европейской комиссии Урсулой фон дер Ляйен на пресс-­конференции в Брюсселе накануне внеочередной встречи министров энергетики ЕС 13 декабря и заседания Европейского совета 15 декабря [51]. Система мер, предусмотренная этими планами, предложениями и докладами, показана на рис. 5.

Обойдётся ли Европа без российского газа? И официальными структурами, в том числе аналитическими центрами, и отдельными экспертами высказываются различные утверждения по этому поводу, но большинство из них, безусловно, правы – да, в значительной мере может обойтись! Как быстро, в какой степени, и какой ценой – это другое дело (заметим: и дело – не наше, дело европейское: у нас и своих дел хватает).
Анализ всех этих мер по «обеспечению энергетической безопасности», принимаемых Еврокомиссией, ЕС, и странами Евросоюза на волне откровенной русофобии, убедительно свидетельствует, что они всё больше и больше имеют целью не столько повышение качества и надёжности энергообеспечения стран Евросоюза, сколько нанесение вреда экономике России. Более того, тем самым усилиями ЕС, стран G7 и их союзников создаются все условия не для обеспечения глобальной энергетической безопасности, а, напротив, для наступления нового глобального экономического и энергетического кризиса (рис. 6).

Заключение

В результате всех принимаемых ЕС действий (санкций, блокирования «Северного потока 2», и пр.) потенциальная угроза прерывания Россией поставок природного газа трансформировалась в реальное их сокращение, но уже не по вине России, а, главным образом, по вине самих регуляторных органов ЕС.
Первым в ряду этих действий был отказ от ввода в эксплуатацию магистрального газопровода «Северный поток 2». Как это делалось и чем объяснялось, широко известно. Поэтому ограничимся лишь констатацией того, что получилось: полностью построенный и даже заполненный техническим газом, этот газопровод, способный поставлять на газовый рынок ЕС 55 млрд м3 природного газа в год, оказался вначале невостребованным, а затем и физически ликвидированным в результате диверсии на одной из его «ниток».
Далее начались проблемы с действующим газопроводом «Северный поток», по двум «ниткам» которого ЕС в 2020–2021 гг. получал по 59,2 млрд м3 газа (при его проектной мощности в 55 млрд м3). Принимаемые один за другим пакеты экономических и финансовых санкций ЕС и его союзников привели в конечном итоге к остановке работы этого уникального магистрального газопровода.
В начале июня Канада приняла очередной пакет санкций против России, из-за которых возникли сложности с возвращением газоперекачивающего агрегата (ГПА) Siemens из Канады, куда он был отправлен в декабре 2021 г. на капитальный ремонт. В результате, 14 июня «Газпром» был вынужден ограничить работу на компрессорной станции «Портовая», нагнетающей газ в «Северный поток», и поставки по нему снизились со 167 до 100 млн м3 в сутки. Уже 15 июня «Газпром» в связи с окончанием срока межремонтной наработки до капитального ремонта (в соответствии с предписанием Ростехнадзора и с учётом технического состояния двигателя) остановил эксплуатацию ещё одного газоперекачивающего агрегата Siemens на КС «Портовая». Соответственно, суточная производительность КС снизилась до 67 млн м3.
25 июля 2022 г. «Газпром» сообщил о вынужденной остановке работы ещё одного газотурбинного двигателя на КС «Портовая», в результате чего в рабочем состоянии на ней осталась лишь одна турбина, а объём прокачки газа сократился до 30 млн м3/сутки. С началом 31 августа планово-­предупредительных работ на этом оставшемся в строю газоперекачивающем агрегате, работа газопровода «Северный поток» была временно полностью приостановлена. Но выявленные в ходе проверок неисправности не позволили вернуть его в эксплуатацию в намечавшиеся сроки, потребовались дополнительные работы по устранению всех неполадок. Санкции, введённые Западом против России, провести необходимый ремонт оборудования не позволили. А уже в ночь на 26 сентября были взорваны три из четырёх ниток газопроводов «Северный поток» и «Северный поток 2».
Отказ Украины принимать с 11 мая 2022 г. природный газ, идущий в Европу через ГИС «Сохрановка», снизил объёмы поставок российского газа на европейские рынки ещё на 32,6 млн м3 в сутки.
В результате вместо надёжных трубопроводных поставок природного газа по долгосрочным контрактам ЕС получает непредсказуемый импорт, в основном, по спотовым ценам, СПГ, который идёт тому покупателю, который платит больше .
При этом «для покупки СПГ по баснословным ценам европейские государства выделяют субсидии, исчисляемые сотнями миллиардов евро» [53], а в целях поддержки потребителей – вводят субсидирование тарифов на электроэнергию [54].
Вместо обеспечения промышленных и бытовых потребителей энергоресурсами по «разумным» ценам, – лимитированное поступление энергоносителей с повышением их цены в 2–3 раза в течение года, принудительное нормирование поставок газа. В результате – энергодефицит и реальная угроза деиндустриализации.
Вместо диверсификации источников поставок необходимого количества энергоресурсов – примитивный отказ от крупнейшего из них с резким снижением объёма самих поставок, отказ, который, по оценкам агентства Bloomberg, уже стоил Европе порядка 1 трлн долл. [55].
Тем самым, как справедливо отметил А. А. Конопляник, «сегодняшнее руководство ЕС и основных стран ЕС своими действиями лишь постоянно усугубляют кризисную ситуацию в энергетике Европы» [56].
Такой на деле оказалась энергобезопасность по-европейски. И как бы ни хотелось в конце этой статьи написать, что стремления Евросоюза обеспечить энергобезопасность путём отказа от российских энергоресурсов являются «замками на песке», но это не так. Усилиями Еврокомиссии и национальных правительств стран ЕС сделано и делается немало, чтобы этого добиться. И в этом им помогают соответствующие ведущие аналитические и прогностические центры всего Запада. Это надо признать, и не заниматься пустым прожектёрством о том, что «мол, никуда они не денутся», или «без проблем найдём другие рынки». Необходимо:
во‑первых, тщательное изучение принимаемых Евросоюзом мер и оценка того, как они могут повлиять на ТЭК России и в ближайшее время, и в средне- и долгосрочной перспективе;
во‑вторых, с учётом первого – своевременно разрабатывать и принимать те меры, которые могут если и не нивелировать, то хотя бы минимизировать их отрицательное влияние на Россию.