От «ресурсного национализма» к «молекулам свободы» и «зеленой» революции

Константин СИМОНОВ
Генеральный директор ФНЭБ, профессор Финансового университета при Правительстве РФ

Konstantin SIMONOV
Head of NESF, prof. FinU

Аннотация. Долгие годы экспортеров нефти обвиняли в том, что они шантажируют потребителей рисками срыва поставок. Рост сланцевой добычи в США и «зеленая» энергетическая революция в Европе изменили баланс на мировом энергорынке. Теперь развитые страны мира сами начинают использовать рычаги влияния на энергетический рынок.
Ключевые слова: ресурсный национализм, сланцевая нефть, санкции, нефть, «зеленая» политика.

Abstract. For many years, oil exporters have been accused of blackmailing consumers with the risks of disrupting supplies. The growth of shale production in the United States and the green energy revolution in Europe have changed the balance in the global energy market. Now the developed countries of the world themselves are beginning to use leverage on the energy market.
Keywords: resource nationalism, shale oil, sanctions, oil, «green» politics.

Нефть – двигатель авторитаризма?

Одна из наиболее популярных тем в дискуссиях на энергетическую тему – это использование политического фактора в нефтегазовом бизнесе. Долгие годы мейнстримом было обвинение экспортеров в том, что они используют свои ресурсные возможности для достижения политических целей. Начало такому восприятию было положено нефтяным кризисом 1973 года, когда арабские экспортеры ввели эмбарго на поставку нефти в государства, которые поддержали Израиль в ходе так называемой вой­ны Судного дня. И такая точка зрения была закреплена событиями 1979 года, когда сменилась политическая власть в Иране, который до этого воспринимался западными странами как надежный союзник на Ближнем Востоке. Заговорили о картелизации нефтяного рынка, а главная роль в этом процессе принадлежала все тем же арабским экспортерам нефти.
Но наиболее популярной подобная трактовка стала уже в 90-е годы. Тогда и сформировалась концепция так называемого «ресурсного национализма». Она предполагала дихотомическое разделение мира на два условных лагеря. Владельцы ресурсов противопоставлялись их потребителям. Речь шла о том, что страны, производящие основную долю товаров и услуг в мире, не имеют достаточных собственных запасов углеводородов. Поэтому они оказались в зависимости от обладателей запасов нефти и газа. Владельцы нефтегазовых ресурсов сумели добиться суверенитета над своими недрами, национализировав их или заставив крупные западные корпорации работать в качестве инвесторов или технологических партнёров. Этот процесс начался на Ближнем Востоке, продолжился в Африке и Латинской Америке.

Концепция «ресурсного национализма» предполагает разделение мира на два лагеря: владельцы ресурсов противопоставлялись потребителям

На постсоветском пространстве аналогичный процесс был запущен уже в 2000-е годы, когда условия присутствия для западных мейджоров, крупнейших корпораций, были ужесточены. Так возникло представление о «мире запасов» и «мире потребления».
Самое главное, что в таком разделении виделась основа для шантажа. Получалось, что экспортеры нефти и газа «держат за горло» их импортеров. И в любой момент могут применить «энергетическое оружие». А именно требовать каких-то политических уступок под угрозой ограничения поставок жизненно необходимых энергоносителей. Хотя понятно, что основные политические инструменты были все же у экономически развитых стран. Но импортеры углеводородов все равно стали панически бояться, что владельцы ресурсов начнут использовать энергетику как способ наращивания политических мышц.
Тогда же стал трансформироваться и образ России. В советское время Россия была одним из крупнейших поставщиков нефти и газа в капиталистическую Западную Европу. Но даже Советский Союз не воспринимался как политически опасный поставщик. Только в начале XXI века ситуация радикально поменялась. Стало общим местом говорить о России как о стране, которая использует «энергетическое оружие» – пытается конвертировать свою высокую долю на рынке нефти и газа в политические уступки. Зоной особого внимания стал российский газ в ЕС – просто потому, что рынок газа был, в отличие от нефти, сформирован вокруг всего нескольких страновых игроков. И основным была именно Россия.
Теория «ресурсного национализма» была оперативно «приправлена» и другими деталями. Стали говорить о несправедливости высоких цен, которые обогащали прежде всего арабские монархии и Россию. Возник термин «петростейт» – государство, которое «паразитирует» на высоких ценах на нефть. Повсеместно говорилось о том, что нефтяные доходы приводят к авторитарным тенденциям в странах-­экспортерах, позволяют правителям успешно консервировать режим личной власти. При этом нефтедобывающие страны с либеральным режимом, такие как Норвегия и Канада, были признаны защитниками глубинных демократических институтов, поэтому критика о паразитировании на высоких ценах на них не распространялась. Иными словами, выходило, что страны с демократическими институтами могут производить и экспортировать углеводороды, в этом не виделось никакой политической угрозы. А вот другие государства (прежде всего арабские страны и Россия) считались источником опасности для стран ОЭСР, потому что они в любой момент могли начать шантаж ограничением поставок. Уверялось, что дорогая нефть сбила их с пути демократического развития и становления «новой прекрасной экономики». Эта тревога сформировала запрос на контроль за основными экспортерами.

ГРС «Лаголово»
Источник: «Газпром»

Сланец как «надежда демократии»

В последние годы ситуация стала радикально меняться, а энергополитическая повестка переписываться. Все изменила сначала сланцевая, а потом и «зеленая» революции. Сланцевая революция в США дала надежду странам ОЭСР на то, что они смогут получить новые собственные запасы углеводородов. В реальности сланцевые нефть и газ по-прежнему добываются только в США. В отдельных государствах были реализованы проекты по добыче сланцевых углеводородов, но нужного экономического эффекта и масштаба получить не удалось. Экспорта сланцевой революции не случилось.
В некоторых странах – например, в Польше, сланцевый газ стал чуть ли не национальной идеологией. На полном серьезе говорилось, что Польша при помощи «лубкового» газа не только откажется от импорта российского сырья, но и станет его экспортером в другие страны ЕС, наладит производство необходимого оборудования (прежде всего буровых), что даст старт перезапуску национальной промышленности. Надежды эти не сбылись. Но возник интерес к нетрадиционной нефти и газу, начались эксперименты не только со сланцем, но и с газогидратами и биогазом. Самое главное – из-за сланцевой революции резко снизился страх оказаться в зависимости от «петростейтов». Оказалось, что «демократический мир» располагает дополнительными огромными запасами углеводородов. Это было настоящим праздником.
Соединенные Штаты фантастическими темпами наращивали добычу сланцевой нефти и газа. Совсем недавно Международное энергетическое агентство в своих прогнозах уверяло, что США станут крупнейшими импортерами газа в мире (к вопросу и о качестве прогнозов, и о том, как прогнозы не столько отражают реальность, сколько становятся фактором изменения реальности). И вот все повернулось на 180 градусов. США вышли на первое место в мире по добыче газа, полностью насытили свой рынок и перешли к плану по масштабному строительству СПГ‑терминалов для его экспорта. Чуть позже США начали и экспорт нефти. При этом также став производителем № 1.
Сланцевая революция прирастила добычу нефти в США на фантастическую цифру. С 2010 года добыча в Соединенных штатах удвоилась. Только за период действия первой сделки ОПЕК+ США нарастили производство примерно на 4 млн баррелей в сутки. В 2019 году экспорт нефти из США увеличился на 52 %, почти до 3 млн барр./сутки.

С началом экспорта нефти из США в противоборствующем мире поставщиков и потребителей появился «правильный» экспортер, готовый делиться энергоресурсами с политическими партнерами

Начало экспорта углеводородов из США стало важнейшим моментом. Публичная концепция экспорта радикально изменилась. Если совсем недавно производители нефти и газа воспринимались как опасные страны, которые пытаются выбить энергетическим шантажом политические привилегии, а заработанные деньги пустить на усиление своих авторитарных режимов, то теперь появился «правильный» экспортер. Он готов поделиться ценным энергетическим ресурсом со своими политическими партнерами. На свободном рынке США стали прибегать к откровенному использованию политических инструментов для дискредитации своих конкурентов и убеждению брать свои энергоносители. До логического конца эта история была доведена идеей «молекул свободы». США также предложили перестроить газовый рынок по принципу нефтяного – а именно создать глобальный рынок с единой системой ценообразования, возможностью быстрого перенаправления газа из одного региона в другой, активным развитием фьючерсов и других спекулятивных инструментов.
При этом под жесткой политической атакой оказались проекты поставок российского газа в Евросоюз. Думается, всем хорошо известны подробности борьбы США с газопроводами «Южный поток» и «Северный поток‑2», которые попали под американские санкции. Отметим только, что США оправдывают свои действия тем, что эти газопроводы якобы не являются коммерческими, хотя расстояние с новой ресурсной базы добычи российского газа – полуострова Ямал – до Германии на 1885 километров короче старого маршрута от Уренгоя через Украину.
В разъяснении к закону от 15 июля 2020 года «О противодействии противникам Америки посредством санкций» (CAATSA), который стал отправной точкой санкций против российских газопроводов, говорится, что «Северный поток‑2» и вторая нитка «Турецкого потока будут «подрывать энергобезопасность Европы и усиливать возможности России по ослаблению европейских партнеров и союзников» . Между тем, ЕС просто получит дополнительную инфраструктуру по доставке газа на свою территорию. Одновременно с борьбой с российскими газопроводами США открыто предлагают европейцам увеличить закупки «правильного» американского СПГ.
По сути, США разделили углеводороды на правильные и неправильные. Правильные стали позиционироваться не просто как товар, а как товар, якобы лишенный риска политического шантажа. Теперь вы платите не только за нефть и за газ, а за то, что США не будут требовать у вас никаких политических уступок. Априори предполагалось, что у других поставщиков склонность к политическому шантажу заложена как неизбежная опция. Соответственно, США избавляют цивилизованные страны от опасных экспортеров – но эта услуга стоит денег. Естественно, что такой подход полностью убивает рыночную конкуренцию на энергетических рынках.
Но чтобы продать на глобальном высоко конкурентном рынке свою нефть, нужно убрать нефть чужую. Вот здесь политические рычаги и пригодились Соединенным Штатам. Основных инструментов оказалось два: санкции и торговые вой­ны. Именно США инициировали жесткие санкции против Венесуэлы и Ирана, заставив присоединиться к ним своих политических союзников. Показательный факт: только в 2018 году, после возвращения американских санкций, поставки нефти из Ирана в ЕС сократили почти на 9 млн тонн. А экспорт нефти из США в ЕС вырос почти на 14 млн.
Только Иран в результате санкций обладает возможностью оперативно нарастить добычу на 1,8 млн баррелей в сутки . У Венесуэлы такой потенциал оценивается всего в 150 тыс. барр/сут. Это связано с тем, что нефтяная отрасль страны разрушена, и она не восстановится за месяц. В реальности надо смотреть на другую цифру – с 2010 года Венесуэла потеряла более 2 млн баррелей в сутки добычи. Сложно точно сказать, какой объем утрачен из-за некомпетентного руководства, а какой – из-за жестких санкций. Но последний фактор играет все более и более серьезную роль. США постоянно ужесточают санкции против Венесуэлы и против покупателей ее нефти. Добавим в этот список военный конфликт в Ливии, который только с начала 2020 года убрал с рынка еще 1,15 млн барр./сут. Россия была тоже затронута санкциями в сфере нефтедобычи – они касались шельфовых проектов и добычи сланцевой нефти. Правда, США пока не рискнули вводить санкции против российского экспорта.
Основным покупателем американской сланцевой нефти является соседняя Канада (460 тыс. барр./сут., или 15 % от общего экспорта нефти в 2019 г.), которая разбавляет свое тяжелое сырье легким американским. На втором месте опять же не без политических инструментов давления находится Южная Корея с 14 % или 427 тыс. барр./сут. Страна стала покупать значительно больше американского сырья в 2018 году, что совпадает с наложением санкций на иранский конденсат, который и был заменен сланцем. В целом экспорт США в Азию по итогам 2019 года составил порядка 1,4 млн барр./сут., или 48 % от общего объема, тогда как в Европу – 1,1 млн барр./сут., или 37 %.

КНР – крупнейший потребитель нефти в мире. На фото – НПЗ в Гонконге
Источник: kawing921 / Depositphotos.com

Ключевая же задача США – повысить экспорт нефти в Китай. И решить ее помогает второй политический инструмент – торговые вой­ны. Прежде всего с тем же Пекином. Не удивительно, что углеводороды сразу же стали важной их частью. США, по сути, агрессивно предлагали покупать именно их нефть и газ.
В январе 2020 года США под угрозой торговой вой­ны вынудили Китай заключить торговую сделку. По ее условиям Китай должен нарастить объем закупок в обмен на отказ Вашингтона от введения пошлин. Китай пообещал существенно – на 200 млрд долл. – нарастить импорт из США в ближайшие два года по сравнению с уровнем 2017 года. И эта сделка в первую очередь предусматривает рост импорта энергоносителей на сумму порядка 50 млрд долларов за два года. Отказ от закупок, соответственно, может привести к развалу торговой сделки и резкому ограничению поставок товаров из Китая в США.
Таким образом, США открыто склоняют Китай покупать свою нефть и газ. Для России это очевидная проблема. По данным ГТУ Китая, в 2019 году Россия увеличила экспорт нефти в эту страну на 8,6 % – до 77,7 млн тонн. По году мы уступили Саудовской Аравии, но в 2020 году можем вернуть первое место. При этом американская нефть является основным конкурентом российским легким сортам, в основном экспортируемым в Китай. Парадокс: Россию годами обвиняют в применении «энергетического оружия» – но в реальности оно скорее направлено против нее.
Интересный сюжет связан с ценовыми качелями 2020 года. Из-за пандемии спрос на нефть в марте-­апреле 2020 года резко просел, что в совокупности с решением Саудовской Аравии нарастить экспорт и снизить цены вызвало обвал стоимости нефти. Это экономически ударило по сланцевой добыче. В апреле-мае добыча в США начала резко сокращаться. Новостные ленты полны сообщениями из США о рекордно низком числе работающих буровых и о большом количестве банкротств сланцевиков. Но рассчитывать на крах американского сланцевого проекта наивно. Добыча нефти в США работает в режиме переключателя. При низких ценах она становится невыгодной из-за относительной высокой себестоимости – около 35–45 долларов в среднем по ключевым сланцевым формациям. Но при этом она очень быстро восстанавливается, как только это становится рентабельным. В этом специфика технологии добычи сланца. Она предполагает два ключевых этапа: разбуривание скважины и ее заканчивание путем применения технологии гидроразрыва пласта для непосредственного начала эксплуатации. За последний год количество пробуренных, но не завершенных скважин стало резко увеличиваться. Это значит, что США при выходе цен на уровень в 45–50 долларов начнут резко восстанавливать добычу. Консервация горизонтальных скважин и их реанимация – не такой сложный и растянутый по времени процесс.
Банкротства также во многом иллюзорны. В США действует 11-ая статья кодекса о банкротстве, которая позволяет компании фактически продолжать деятельность, обнуляя долг. Появился даже прецедент, когда компания Ultra Petroleum подала на банкротство по 11 статье второй раз (она заявила о долге в 2,56 млрд долл. при располагаемых активах в 1,45 млрд долл.).
Вероятно, повторится история «too big to fail» с банковской отраслью в кризис 2008–2009 годов. Отдельные «избранные» игроки будут финансово поддерживаться государством, невзирая на либерально-­рыночную идеологию.
При этом на мировом рынке сейчас работает новая сделка ОПЕК+. Саудовская Аравия и Россия серьезно сократили добычу. Цены начали восстанавливаться. Если они подберутся к 50 долларам, тогда начнется процесс восстановления добычи. Если восстановление спроса будет носить относительно оперативный характер, тогда возникнет вопрос – кто же из «большой тройки» (США, Россия, Саудовская Аравия) быстрее всех восстановит производство нефти. Bот тут и стоит ожидать новых санкций против российского нефтяного экспорта. Самый очевидный вариант – прямое политическое давление на Китай с целью резко нарастить объем закупаемой американской нефти.

«Зеленый переход» как нерыночная дискредитация углеводородов

Сланцевая революция сопровождалась и еще одной революцией – «зеленой». В ее основе вообще лежит идея скорого отказа от нефти и газа. Тематику эту разгоняет Евросоюз, который понимает, что сланец позволит лишь частично заменить поставки углеводородов из России на американские. А вот «зеленые» технологии могут стать источником новой энергии, произведенной прямо в Европе. Отсюда и идеи выхода из потребления угля, нефти и газа.
«Зеленая» революция началась на самом деле не вчера. Первый опыт был связан с биотопливом. Он породил бурные надежды на избавление от импорта нефти и газа. Но проект довольно быстро «сдулся». Второй волной «зеленого проекта» стала солнечная и ветряная генерация. Правда, они оставались дорогим и нестабильным источником энергии, кроме того, до конца не решали вопроса замены углеводородов в транспорте, коммунальном секторе, химии и целом ряде других отраслей.
Казалось бы, обе революции сняли страх у стран ОЭСР остаться без углеводородов. Это вроде бы давало шанс вообще убрать политику из энергетического бизнеса. Увы, «что-то пошло не так». В итоге политический фактор остался, но серьезно трансформировался. В случае со сланцем политика стала инструментом продаж американской нефти и газа. В случае с «зеленой» революцией все это быстро переехало в формат нерыночной дискредитации углеводородов. Если раньше на них «навесили» политические «грехи», то теперь добавили климатические. А более дорогие «зеленые» виды энергии получили оправдание своему субсидированию.
В результате «зеленая» революция быстро превратилась в самосбывающийся прогноз (то есть прогноз, который пытается сам стать фактором влияния на поведение игроков и сгенерировать нужные последствия) и новую религию, в рамках которой европейские политики обещают избавление от углеводородов к 2050 году.
Не хотел бы в этой статье вдаваться в подробности споров о том, чем в большей степени вызвано повышение общей температуры на планете. Приведу только две цифры. Более 2,5 млрд людей на Земле готовят пищу на открытом огне, и выбросы парниковых газовых при этом превышают выбросы промышленности. Но это не особо волнует сторонников борьбы с антропогенным фактором глобального потепления. Кроме того, чуть меньше миллиарда человек лишены доступа к любой электроэнергии, и эту проблему вряд ли можно решить, искусственно отказывая углеводородам в праве на будущее.

Одновременно с борьбой с российскими газопроводами США открыто предлагают европейцам увеличить закупки американского СПГ. По сути, США разделили углеводороды на правильные и неправильные

Показательно, что последние несколько лет выходит просто огромное количество статей и книг на тему «зеленая» энергия вот-вот станет дешевле углеводородов». Это уже воспринимается как аксиома. «Солнечная энергия и энергия ветра в настоящее время являются самыми дешевыми источниками энергии в энергосистемах практически всех ведущих в экономическом отношении стран», – писал Генсек ООН Антониу Гутерриш в начале 2019 года . Тогда возникает вопрос, почему же собственно «зеленая» энергия не победила углеводороды рыночным путем. На самом деле «зеленая» энергетика по-прежнему субсидируется в разных скрытых и открытых формах. Ведь ее нужно не только произвести, но еще и хранить и транспортировать, сглаживать перепады в суточном производстве. Но нерыночная поддержка «зеленой» энергетики не считается политикой – а благородным делом по спасению планеты.
Приведем только один пример относительно экономической эффективности «зеленой» энергии. Самая дорогая электроэнергия для промышленности в Европе – в Дании. А на втором месте по этому показателю Германия. Если взять цену на электроэнергию для домохозяйств – то эти страны меняются местами. При этом Дания – абсолютный лидер по доле возобновляемой энергии в энергобалансе. А Германия по этому параметру в Европе идет вслед за ней.
Отсюда и философия Парижского соглашения . Углеводороды не удается победить рыночными способами – поэтому нужно прибегать к их нерыночной дискредитации. Делается это как раз через климатическую тематику. Когда Россия подписывала Парижское соглашение по климату, его сторонники уверяли, что в нем нет никаких обязательств по выплатам для экспортеров углеводородов. Однако теперь в Европе открыто обсуждают введение пограничного углеродного налога на импорт в ЕС. Поставщики угля, нефти и газа в ЕС должны будут заплатить за свою «неэкологичность». Естественно, что это будет вносить серьезный дисбаланс в картину ценовой конкуренции между различными видами энергоносителей.
Парижское соглашение выводит сектор традиционного топлива в особый «антиуглеродный» формат регулирования, не применимый по отношению к другим отраслям. Это прямо подразумевает увеличение финансовой нагрузки на производителей и потребителей ископаемых энергоресурсов. Например, кредиты нефтегазовым компаниям будут выдаваться по особым, повышенным ставкам.
Градус эмоций сознательно повышается. Весьма показательна идея Гражданского конвента по климату Франции включить в конституцию положения о борьбе против потепления климата, а также добавить понятие о преступлении против экологии – экоциде. Эта идея была оперативно поддержана президентом Франции Эммануэлем Макроном. Такой подход очень скоро приведет к появлению климатического трибунала – и любой руководитель или сотрудник компании, производящей углеводороды, может в ближайшей перспективе оказаться под таким особым климатическим судом. Парадокс этого случая в том, что конвент по климату был создан после появления во Франции движения «желтых жилетов» и массовых протестов против высоких цен на бензин. Между тем стоимость топлива растет во многом из-за необходимости субсидировать «зеленую» энергию.

СПГ-танкер Castillo de Villalba заходит в порт Ферроля (Испания)
Источник: aveira / Depositphotos.com

Меньше политики, больше экономики

Согласно последнему ежегоднику BP, около 85 % мирового энергобаланса по-прежнему «закрывают» углеводороды, нравится это кому-то или нет. При этом рост народонаселения продолжается, и если задача борьбы с глобальной бедностью не снята с повестки дня, нужно думать о том, как население планеты сможет получить дешевую энергию.
Очевидно, что вопросы экологии при этом ни в коем случае не должны забываться. К производителям углеводородов должны предъявляться самые жесткие требования. Но попытка дискредитации углеводородов по климатическим основаниям, когда их производство объявляют едва ли не преступлением, является опасным трендом.
За последние 10 лет, согласно данным BP, потребление нефти в мире выросло на 13 %, газа – на 25 %, угля на 4 %. Конечно, развитие «зеленой» энергетики будет продолжаться, но человечество не может искусственно лишаться доступа к энергоносителям.
Добыча нефти, газа и даже угля вполне может идти с соблюдением самых высоких экологических стандартов. Конечно, это будет увеличивать их себестоимость. Но это как раз разумный и оправданный тренд. Вопрос в другом – а получат ли углеводороды возможность честной конкуренции.
Европейский союз является основным лоббистом «зеленого перехода», так как надеется тем самым снизить зависимость от импорта. Однако в реальности этого не произойдет. Возьмем сегмент транспорта. Если допустить тотальный отказ от двигателя внутреннего сгорания и переход на электромобили, то тогда резко вырастет спрос на кобальт и литий как необходимое сырье для аккумуляторов. По данным ВР, концентрация запасов этих металлов на планете гораздо более серьезная, нежели в случае с нефтью и даже газом. Так, 53 % мировых запасов кобальта сосредоточено в Демократической Республике Конго, 18 % – в Австралии, 7,4 % – на Кубе. По литию картина следующая: Австралия – 53 %, Чили – 21 %, Китай – 10 %, Аргентина – 8 %. Иными словами, европейцы, придумав план по избавлению от одной зависимости от импорта, легко попадут в другую.
Это же касается и углеводородов. Политизация энергетики привела к демонизации России как поставщика, хотя наша страна уже более 50 лет продает углеводороды Западной Европе. Теперь США открыто убеждают ЕС приобретать «правильные» углеводороды в Северной Америке. Санкции вводятся и против других экспортеров углеводородов, которых политическими инструментами вытесняют с рынка. В итоге страны, которые обвиняли (да и до сих пор обвиняют) в политизации энергетики, на самом деле сами стали жертвой этого процесса.
Политизация энергетики была, есть и, вероятно, надолго еще останется инструментом мировой политики и будет использоваться для сдерживания развития одних стран и получения неконкурентных преимуществ другими. Издержками применения данного инструмента являются рост геополитической напряженности, поскольку эта сфера непосредственно касается национальной безопасности, и снижение экономического развития, вызванное искусственным ограничением доступа к дешёвой и доступной энергии. Это ключевая причина того, что до сих пор проблемы энергетической бедности и устойчивого развития всё ещё далеки от решения.