Идеальный шторм

Сергей Владимирович Вакуленко
Руководитель департамента стратегии
и инноваций ПАО «Газпром нефть»
e-mail: pr@gazprom-neft.ru

Sergey Vakulenko
Head of Strategy and Innovation Gazprom Neft
e-mail: pr@gazprom-neft.ru

УДК 339.16:665.61

Аннотация. Уже сейчас можно сказать, что 2020-й год вой­дет в историю нефтяной отрасли в одном ряду с кризисными 1973-м и 1986-м годами. Потрясения на нефтяном рынке превосходят, наверное, все, что происходило с ним в обозримом прошлом. Оценить и проанализировать все события было бы гораздо проще спустя некоторое время, и наверняка про них будет написано множество статей и книг, но первые выводы и оценки можно сделать уже сейчас.
Ключевые слова: нефть, кризис, падение спроса, эпидемия.

Abstract. The year 2020 will go down in the history of the oil industry along with the crisis years of 1973 and 1986. The turmoil in the oil market is probably superior to everything that happened in the foreseeable past. It would be much easier to evaluate and analyze all the events after some time, but the first conclusions and assessments can be made now.
Keywords: oil, crisis, falling demand, epidemic.

Нефтяная отрасль столкнулась с идеальным штормом – началом торговой вой­ны на рынке, вызванной противоречиями в консорциуме ОПЕК+ и резким, беспрецедентным падением спроса из-за мер по противодействию эпидемии вируса COVID‑2019. Если пандемия и вызванный ею кризис – это природная катастрофа со всеми вытекающими последствиями для современного интегрированного мира , то конфликт на нефтяном рынке назревал достаточно давно. Истоки нынешних событий находятся в 2014 году.

Нездоровое оздоровление

Быстро оправившись от падения цен после кризиса 2008 года, нефтяной рынок переживал расцвет, цены на нефть устойчиво находились на уровне 100–110 долларов за баррель. Это дало толчок к быстрому развитию разработки сланцевых месторождений в США. С 2008 по 2014 год добыча в Соединенных Штатах выросла с 5 млн баррелей в сутки в 2000 году до 8,8 млн баррелей в сутки в 2014 году. При этом становилось понятно, в будущем производство сланцевой нефти будет только расти. Предложение стало обгонять спрос, и летом 2014 года началось значительное снижение цен, дошедшее к осени до 80 долларов за баррель. На встрече в ноябре 2014 года страны ОПЕК стояли перед дилеммой: либо снижать свою добычу с тогдашнего уровня в 30 млн баррелей в сутки, уступая долю рынка американским сланцевым производителям, но поддерживая высокую цену, либо допустить конкуренцию. Более бедные члены ОПЕК, с относительно небольшой добычей, но зависящие от нефтяной выручки просили о сокращении, но арабские страны Персидского залива, в первую очередь, Саудовская Аравия настояли на конкуренции. Министр нефти Саудовской Аравии аль-­Наими верил, что рынку нужно оздоровление, а высокая цена создает неустойчивость. Глядя назад, можно, скорее, удивляться, почему рынок не увидел создающихся дисбалансов раньше. К 2014 году начался значительный рост запасов нефти в хранилищах, но, видимо, рынок считал, что ОПЕК продолжит поддерживать цену снижением объемов собственного производства.

Всемирный экономический форум на протяжении многих лет указывал глобальную пандемию в числе существенных рисков для мировой экономики

Действительно, 2014 год в чем-то был похож на 1986 год. Тогда высокие цены, образовавшиеся после изменения структуры рынка в 1973 году, исламской революции в Иране, Ирано-иракской вой­ны, вызвали к жизни новый класс запасов и новый тип добычи. Именно при этих ценах стала коммерчески оправданной разработка морских месторождений в Северном море и Мексиканском заливе. Сначала шельфовая добыча была крайне дорогой, но постепенно, по мере увеличения инвестиций в технологии, развития сопутствующей инфраструктуры, береговых баз в Новом Орлеане, Абердине и Ставангере, роста эффективности производителей оборудования для морской добычи и т. д., она становилась все более дешевой и доступной для большего количества игроков. В итоге, начиная с 1983 года рост добычи значительно опережал спрос. Саудовская Аравия пыталась поддерживать цены, сокращая свое производство с 10 млн баррелей в сутки в 1980 году до 3,7 млн баррелей в сутки в 1985 году, но это все равно не помогало. В 1986 году Саудовская Аравия увеличила добычу в полтора раза, до 5,2 млн баррелей в сутки, а к 1992 году довела ее до 9 млн баррелей в сутки. В результате цены на нефть упали вдвое, с 27 долларов в 1985 году до 14 долларов за баррель в 1986 году. В сегодняшних деньгах это аналог 65-ти и 33-м долларам за баррель. Но избыток предложения привел к тому, что цены оставались на низком уровне еще 15 лет, до начала 2000-х.

Сделка на взаимном интересе

Помня о том уроке, Саудовская Аравия не хотела создавать климат для излишних инвестиций в мощности по добыче. Падение цен к 2016 году стал для нефтяной отрасли шоком. Стоимость барреля нефти снизилась до 27 долларов. Американская сланцевая добыча действительно несколько замедлила свой рост, отрасль в целом предприняла большие усилия по снижению издержек, а низкие цены стали достаточно болезненны для стран-­производителей.
Тогда и начались контакты между Саудовской Аравией и Россией. С одной стороны, страны ОПЕК были недовольны тем, что другие крупные производители пользуются результатами усилий картеля по поддержанию цены, не платя за это снижением своей добычи. Кроме того, доля ОПЕК в мировой добыче значительно снизилась по сравнению с 1970–1980 годами, и чтобы заметно изменить уровень мирового предложения, ОПЕК вынужден сокращать свое производство слишком сильно. Присоединение к альянсу других крупных членов делало бы удельное сокращение добычи более приемлемым для всех участников. С другой стороны, у России возникло понимание, что она стала крупным игроком мирового рынка и может участвовать в исправлении дисбалансов.
В 1998 году, после азиатского кризиса, когда цены на нефть ушли ниже 10 долларов за баррель, была попытка пригласить Россию к участию в спасении рынка и сокращению добычи, но тогда правительство было достаточно слабым, а отрасль куда более децентрализованной и приватизированной. Даже если политикам удалось бы договорится о координации действий с ОПЕК, применить это соглашение на практике было бы очень сложно. Кроме того, Россия тогда только-­только начинала восстанавливать свою добычу, упавшую вдвое с пика середины 1980-х годов, так что идея об ограничении была не очень популярна.
К осени 2016 года неофициальные переговоры сделали возможным создание альянса ОПЕК+, ключевым игроком которого со стороны стран, на входящих в картель, стала Россия. Основной задачей сотрудничества декларировалось временное сокращение добычи ради устранения дисбалансов и складских остатков, накопившихся в 2009–2014 годах. Альянс заявлял, что не намерен управлять ценой на нефть как таковой, а хочет лишь снижать волатильность рынка.
В России с самого начала отношение игроков рынка к сделке по ограничению добычи было достаточно смешанным. С одной стороны, низкие цены были болезненны для нефтяных компаний, с другой стороны, на протяжении 20 лет их стратегия базировалась на непрерывном росте, увеличении масштаба и самостоятельности принятия решений в отношении своей ресурсной базы. Именно такая история продавалась инвесторам, на это были ориентированы внутренние структуры компаний, за каждым успешным корпоративным ростом, росте производства, стояли амбиции менеджеров. Тем не менее, уровни цен 2016 года были достаточно болезненны, а соглашение выглядело приемлемым.
Уровень участия, предложенный странам ОПЕК+, в основном России, был хоть и значительным, но не очень большим. Для стран ОПЕК и Саудовской Аравии было важнее продемонстрировать широкую коалицию участников сделки и обеспечить, чтобы Россия и другие страны не-­ОПЕК хотя бы не увеличивали производство.
России досталась квота на снижение в размере 300 тысяч баррелей нефти в день против уровня октября 2016 года. Саудовская Аравия, страна с сопоставимым уровнем добычи, сократилась в конце 2016-го на 486 тысяч баррелей в сутки, а потом несколько раз брала и исполняла добровольные дополнительные повышенные обязательства по снижению. Кроме того, на период сделки пришлись проблемы в Венесуэле, санкции на Иран, гражданская вой­на в Ливии, которые в сумме убрали с рынка еще несколько миллионов баррелей нефти. В итоге, например, Нигерии и Ираку было позволено даже наращивать производство. Члены картеля вошли в положение этих стран, сталкивавшихся с политическими и социально-­экономическими проблемами и заявлявших, что их добыча в момент сделки была ниже естественного справедливого уровня.
В целом соглашение соблюдалось всеми членами, причем, гораздо лучше, чем в предыдущие итерации. Соблюдала его и Россия, снизившая производство с 11,25 млн баррелей в сутки до 10,95 млн баррелей в сутки. Бывали месяцы, когда Россия могла выполнить соглашение на 80 % (т. е. произвести не 10,95 млн баррелей в день в среднем по месяцу, как обещала, а 11,01 млн баррелей), но в целом уровень исполнения был весьма высокий. Такие колебания были вызваны техническими особенностями учета добытой нефти. Россия была единственной страной сделки ОПЕК+, чья квота сокращения рассчитывалась по сумме добычи нефти и газового конденсата. Объем добычи конденсата связан с объемами производства газа, а они связаны с колебаниями потребления внутри страны и на внешних рынках. А эти показатели прогнозировать трудно. С другой стороны, Саудовская Аравия тоже увеличивала свою добычу, например, летом, когда там растет потребление электричества и нефть идет на электростанции. Успеху сделки помогало и развитие современных технологий контроля и учета объемов добычи нефти в режиме реального времени, что было невозможно еще 20 лет назад.

Разница во взглядах

К концу 2018 года цель снизить коммерческие запасы по миру была достигнута. Тогда же цены начали выправляться и тогда же стал заметен ренессанс американской сланцевой нефти. Американская нефтяная отрасль пережила тяжелое время в 2015–2016 годах за счет существенного снижения издержек и повышения эффективности бурения. Это позволило заметно прирастить добычу. Для членов альянса ОПЕК+ пришло время задуматься, а что дальше. В этот момент начали ощущаться трения между двумя ключевыми игроками «большого картеля». Саудовская Аравия каждый раз находила причину предложить, как минимум, продление соглашения по сокращению добычи, а как максимум, увеличить квоты этого снижения. На фоне достаточно бурного роста спроса в мире (за два года он вырос на более чем 3 млн баррелей в день) это начинало раздражать российских нефтяников. Сама Саудовская Аравия добровольно снижала свою добычу больше, чем требовало соглашение, но в итоге нести это бремя в одиночку ей все меньше нравилось.
Становилось понятно, что целью Саудовской Аравии является именно поддержание цены на определенном уровне в 70–80 долларов за баррель. Эти 70–80 долларов были нужны, в частности, для успешного IPO национальной компании Saudi Aramco по той цене, которая была изначально объявлена. После размещения акций компании на бирже возникла необходимость поддерживать стоимость бумаг выше цены IPO. Да и вообще, деньги нужны для проведения обширной программы преобразований, задуманных кронпринцем Мухаммадом бин Салманом.
Удержание добычи на плато, не говоря уж о дальнейшем сокращении, шло вразрез с амбициями российских нефтяников и противоречило фундаментальному взгляду России на нефтяной рынок, который состоит в том, что цена 70–80 долларов неустойчива и незащищаемая. При такой цене начинает слишком бурно развиваться сланцевая добыча, запускаются дорогие проекты, например, на глубоководном шельфе Бразилии и Гайаны. В итоге ОПЕК встанет перед дилеммой – либо сокращать свою добычу, уступая весь прирост глобального спроса новым игрокам и создавая для них комфортные условия, либо столкнуться со значительным падением цены. Ирония в том, что в такой парадигме добровольные действия Саудовской Аравии по сокращению собственной добычи и подталкиванию цены вверх, будучи бесплатными для остальных участников рынка, могут в моменте принести большую выручку, но в долгосрочной перспективе стать контрпродуктивными и разрушающими стоимость.

Нерыночный разрыв

В сентябре 2019-го года архитектора сделки ОПЕК+ Халида аль-­Фалиха сменил на посту министра нефти Саудовской Аравии принц Абдулазиз бин Салман.
В ноябре 2019-го года на совещании ОПЕК+ обсуждалось, что по формальным признакам (снижение остатков нефти на складах до среднего за 5 лет) полагалось бы ослабить квоты. Тем не менее, тогда было принято решение, что в преддверии зимы, когда традиционно спрос на нефть и нефтепродукты низок, этого делать не следует, но в марте это выглядело бы наиболее логичным решением.
Подготовка к министерской встрече ОПЕК занимает достаточно долгое время. Технический комитет, на котором и озвучиваются впервые позиции сторон, состоялся в начале февраля. В тот момент ситуация с коронавирусом совсем не выглядела угрожающей. Выглядело так, что зона заболевания ограничивается Китаем и даже в Китае оно идет на спад. Реальная информация о спросе на нефтепродукты приходит с лагом в 2–3 месяца, особенно, если речь идет о достаточно закрытом Китае. Так что, оценить, на сколько же реально сократился китайский спрос, насколько реально выросли из-за этого остатки в хранилищах, можно было бы только через несколько месяцев. При этом, в предыдущие полгода сланцевая добыча США уже демонстрировала замедление и некоторые трудности. Весной спрос традиционно начинает расти. В таких обстоятельствах даже сохранение добычи на предыдущем уровне было бы ходом, направленным на укрепление цены. С другой стороны, позиция Саудовской Аравии становилась все жестче. Сначала речь шла о дополнительном сокращении на 600 тысяч баррелей в сутки, из которых треть должна была прийтись на Россию. Уже в феврале Саудовская Аравия давала понять, что альтернативой сокращению будет полное расторжение сделки с резким увеличением добычи.

К началу марта ситуация с коронавирусом в мире в целом еще выглядела под контролем, но уже появлялись опасения о возможном замедлении мировой экономики из-за двухмесячной остановки Китая (и соответственного сокращения китайского ВНП). В такой ситуации члены ОПЕК+ были бы более склонны к сдерживанию добычи, и Саудовская Аравия фактически предложила удвоение ставок. Угроза полного отказа от квот и ценовой вой­ны в таких обстоятельствах оказывалась более сильной. Как условие неприменения этой угрозы, Саудовская Аравия предложила глубокое сокращение общей добычи на 1,5 млн баррелей в сутки до конца года. Длительность и глубина этого сокращения в тот момент означала создание дефицита на рынке и подталкивание цены вверх. Фактически, Саудовская Аравия пыталась угрозой заставить остальных членов ОПЕК+ принять свою модель управления нефтяным рынком и ценой.
Нейтральное предложение России отложить обсуждение на месяц до выяснения ситуации на рынках было фактически отклонением ультиматума. Для сохранения лица Саудовская Аравия использовала, что называется, атомную опцию. Королевство заявило о том, что существующая сделка ОПЕК+, и ipso facto, соглашение о квотах стран ОПЕК, истекут 31 марта, о новых уровнях договориться не удалось, следовательно, каждая страна-­участница не связана обязательствами по ограничению добычи.
Глядя назад, можно сказать, что время сработало против участников переговоров. Всего неделей позже, 13 марта, когда стали приходить новости о вспышках COVID в Европе и США. Стало понятно, что сдержать эпидемию только в Китае не удалось. Все большее количество стран стало вводить жесткие карантинные меры. На этом фоне позиция сторон была бы уже другой. Но история не знает сослагательного наклонения. На мой взгляд, версия о том, что Саудовская Аравия была наиболее прозорлива и заранее предвидела резкое снижение спроса, тоже безосновательна. В феврале этого не предвидел никто, таких аргументов не выдвигалось.

Вой­на предложений

Буквально на следующий день после завершившегося неудачей совещания в Вене, Саудовская Аравия объявила ценовую вой­ну. Кроме заявления о наращивании добычи, были объявлены высокие скидки на нефть королевства с направлением поставок в Европу. Фактически, Саудовская Аравия решила сделать все возможное, чтобы разместить свои объемы за счет нефти Urals и затруднить продажи российской нефти на ее традиционных рынках.
Механизм ценообразования на саудовскую нефть довольно специфичен. Принцип ее реализации состоит в том, что нефть продается только конечным потребителям, с запретом на перепродажу. Цена нефти разная для каждого рынка. Она определяется ежемесячным объявлением скидки или наценки для разных сортов саудовской нефти относительно биржевых цен маркерного сорта соответствующего региона. Для поставок в Средиземноморье и в порты Северного моря таким сортом является Brent, а определяющая котировка – цена фьючерсов на ближайший торгуемый месяц (для апреля это июнь), торгуемых в месяц отгрузки.
Обычно задача скидки или наценки – уравновесить ценность саудовской нефти для покупателя относительно маркерного сорта с учетом стоимости фрахта от Персидского залива до Европы и отличие в ценности разных сортов саудовской нефти от Brent для переработчика в данный момент времени. Но если обычно скидка на сорт Arab Light составляет 2–3 доллара, то в марте 2020 года она была объявлена в размере выше 10 долларов за баррель.
Именно эта скидка в куда большей мере, чем объявление о дополнительных объемах и послужила триггером ценового обвала.

Точка бифуркации

Как выяснилось буквально через две недели, мировой рынок нефти столкнулся со значительно более серьезным шоком, возможно, сравнимым или даже превосходящим по своим масштабам эмбарго, объявленное в 1973 году арабскими странами на поставку нефти в США, Канаду, Великобританию, Нидерланды и Японию. На этот раз шок был не на стороне предложения, а на стороне спроса. К началу апреля более 150 стран, в которых живет большая часть населения Земли, производящих 80 % глобального ВВП, оказались под карантинами разной степени серьезности. Авиаперевозки сократились более чем вдвое, во многих странах автоперевозки сократились на 80 %. Оценки падения мирового спроса на нефть колеблются от 15 до 35 млн баррелей в день, что значительно превышает дополнительные объемы, которые могут быть выставлены на рынок всеми участниками ОПЕК+.
Уже сейчас Саудовская Аравия, как и все прочие участники рынка, сталкиваются с трудностями, пытаясь разместить свои объемы. Пока фьючерсный рынок достаточно крепок и дальний конец фьючерсной кривой – цены на поставки нефти через 18–24 месяца – остались примерно там же, где и были до потрясений, около $ 50 за баррель. Поэтому, сейчас, несмотря на падение спроса, трейдеры продолжают скупать нефть, размещать ее в хранилищах и фиксировать прибыль, продавая ее на фьючерсном рынке. Но при таких темпах заполнения хранилищ эта схема окажется невозможной уже в июне, а цены на хранение начинают идти вниз.
Ситуация усугубляется тем, что на данный момент трудно предсказать, как долго продлятся карантины, удастся ли действительно побороть эпидемию за два месяца, как сейчас планируется, насколько глубокой и длительной будет экономическая рецессия, в которой мир окажется в результате, насколько быстрым и полным будет восстановление спроса. Уже в начале апреля цены приблизились (с учетом инфляции) к уровням 1998-го года, их дальнейшая динамика зависит от того, удастся ли создать широкую коалицию производителей нефти, готовых ограничить свою добычу. Объем сокращений, необходимый не для возвращения цен на уровень февраля 2020 года, а для стабилизации в районе $ 30 за баррель, слишком велик для небольшой группы производителей.
В этих обстоятельствах участникам ОПЕК+, видимо, не удастся нарастить добычу в апреле 2020 года, как планировалось. Резкое падение цен должно привести к значительному сокращению добычи в США, возможно, на 1–2 млн баррелей в сутки через 9–12 месяцев. Это будет вызвано комбинацией резкого снижения объемов нового бурения на сланцевых запасах по причине нерентабельности и быстрых темпов падения добычи, свой­ственных сланцевым скважинам. Естественное снижение производство сланцевой нефти не будет полностью замещено добычей из новых скважин.
Чем позже будет достигнуто соглашение о сокращении производства, чем меньше будет снижение добычи, чем дольше будет восстановление мировой экономики, тем дольше в итоге будет сохраняться избыток нефти в хранилищах, который, скорее всего, значительно превысит объемы излишков в 2014 году.
Некоторые аналитики уже сейчас предсказывают массированное снижение инвестиций, которое приведет к недостатку нефти через 2–3 года и значительному взлету цены. Но чтобы эта модель оказалась верной, необходим быстрый рост экономики в целом и спроса, что отнюдь не гарантировано.
Все нефтяные компании мира сейчас пытаются решить три задачи – как организовать свою работу в условиях карантина и под опасностью эпидемий на своих производственных площадках, как прожить несколько месяцев в условиях принципиально иного уровня спроса как на нефть, так и на нефтепродукты, и что делать потом, в период восстановления спроса, но в обстановке очень низких цен. Компании смогли значительно снизить свои издержки в 2015–2016 годах, но нет уверенности, что это удастся повторить сейчас, так как сокращение затрат должно быть еще более мощным. Корпорациям придется делать сложный выбор между объектами своего портфеля – перспективы многих проектов сильно потускнеют при снижении прогнозных цен, и в случае сохранения инвестиций в такие проекты компаниям придется убеждать себя и своих акционеров в перспективах улучшения ситуации. И это при условии, что у них будет достаточно капитала для сохранения объемов инвестиций, что для многих будет не так.
Наконец, правительства и экономики многих стран, зависящих от нефтяной ренты, оказываются во вдвой­не сложном положении. Для всех стран мира выход из кризиса, восстановление экономик после вынужденной остановки, помощь пострадавшим от закрытия бизнеса окажутся непростой задачей. Но нефтедобывающие страны столкнутся с дополнительным устойчивым снижением своих доходов.