Дорога к климатической нейтральности: через леса под землю

Владимир КЛИМЕНКО
Главный научный сотрудник НИУ «МЭИ», главный научный сотрудник ИНЭИ РАН, заведующий лабораторией НИТУ «МИСиС», д. т. н., профессор, академик РАН
Е-mail: nilgpe@mpei.ru

Александр КЛИМЕНКО
Главный научный сотрудник НИТУ «МИСиС», д. т. н., профессор, академик РАН
Е-mail: klimenkoav@bk.ru

Алексей ТЕРЕШИН
Ведущий научный сотрудник НИУ «МЭИ», ведущий научный сотрудник ИНЭИ РАН,
д. т. н.
Е-mail: TereshinAG@mpei.ru

Олег ЛОКТИОНОВ
Доцент НИУ «МЭИ», инженер-исследователь ИНЭИ РАН, к. т. н.
Е-mail: LoktionovOA@mpei.ru

Введение

Несмотря на развивающуюся тенденцию к фрагментации мировой экономики, потерю авторитета различных международных организаций и эрозию заключенных ранее соглашений, идея предотвращения катастрофических изменений климата, впервые закрепленная в Рамочной конвенции ООН по изменениям климата (РКИК) в 1992 г., сохраняет свою актуальность и поддержку со стороны всех стран мира. Россия, в последние годы последовательно сокращая свое участие в различных межгосударственных программах, тем не менее, декларирует приверженность к декарбонизации своей экономики. В принятой в октябре 2021 г. Стратегии низкоуглеродного развития (СНУР) [1] поставлена цель достичь к 2060 г. углеродной нейтральности национальной экономики. В соответствии со стратегией движение к углеродной нейтральности по сути планируется осуществлять лишь после 2030 г. (рис. 1). Главная роль в этом движении отводится не мероприятиям в энергетической сфере, что было бы разумно предполагать, а более чем двукратному возрастанию фиксации углерода лесами страны в сфере землепользования, изменений в землепользовании и лесного хозяйства (ЗИЗЛХ). Такая ставка, по мнению ряда специалистов в области лесного хозяйства [2, 3], покоится на довольно шатком фундаменте и потому является весьма рискованной.

Подготовка СНУР и ее презентация на конференции сторон РКИК в Глазго (2021 г.) вызвала целый поток публикаций, исследующих различные аспекты декарбонизации отечественной экономики [4–11]. Настоящая работа призвана оценить реальность достижения поставленной цели с точки зрения мирового исторического опыта и определить возможные пути решения данной задачи.
Динамика выбросов ПГ и карбоноемкости экономики в России в 1990–2020 гг.
За последние три десятилетия в динамике выбросов парниковых газов (ПГ) в России выделяются два периода – ​резкое снижение в 1990‑е гг. и постепенный рост в 2000–2020 гг. (рис. 1). Минимум нетто-­эмиссии (с учетом поглощения СО2 биотой) пришелся на 2010 г., что было вызвано увеличением поглощающей способности лесов за счет сокращения заготовок древесины и зарастания брошенных сельхозугодий.
Если падение выбросов в 1990–2000 гг. затронуло практически пропорционально все отрасли национальной экономики и отразилось на выбросах всех ПГ (диоксид углерода, метан, закись азота, хлорфторуглеводороды и др.), то последовавшее затем частичное восстановление объемов эмиссии пришлось в основном на энергетику и в меньшей степени – ​на промышленные процессы, где выросли выбросы углекислого газа (рис. 1).
Основными причинами этих изменений стала глубокая перестройка экономики страны (рис. 2–3).

Резкое падение объема валового внутреннего продукта (ВВП) в 1990‑е гг. сопровождалось и структурной перестройкой экономики – ​снижением доли промышленного производства и ростом услуг (рис. 3а), причем этот процесс продолжался вплоть до экономического кризиса 2008 г., что привело к существенному снижению энергоемкости ВВП (рис. 2а).
Эти же экономические драйверы обеспечили в 1990–2010 гг. практически двукратное снижение карбоноемкости экономики России (рис. 2б), чему способствовали переход на менее углеродоемкий природный газ и новый импульс в строительстве и вводе АЭС в отечественной энергетике (рис. 3б).
Однако наметившаяся с 2014 г. тенденция к опережающему развитию добывающей и обрабатывающей промышленности (рис. 3а) вместе с замедлением темпов газификации (рис. 3б) отечественной экономики привели практически к стагнации энергоемкости ВВП России и, соответственно, к прекращению снижения карбоноемкости энергопотребления (рис. 2б).

Эволюция оценок нетто-­стока ПГ для российского сектора ЗИЗЛХ

Существенным риском для долговременных экономических интересов России является иллюзия, что увеличение роли лесов и правильный учет этой роли способны решить практические задачи Парижского соглашения и СНУР по уменьшению эмиссии парниковых газов без осуществления системных действий по экологизации экономики в целом и, в первую очередь, энергетики. Соблазн подобного решения проблемы велик и обусловлен очевидными причинами географического характера. В самом деле, по оценкам World Bank приблизительно 20 % общей территории лесного покрова мира составляют леса России (рис. 4). Они потенциально являются одним из основных экологических доноров с точки зрения поглощения парниковых газов. Им отведена ведущая роль в установлении углеродного баланса. Поэтому с точки зрения углеродного регулирования на национальном уровне в рамках Парижского соглашения и целей, которые сформулированы в СНУР [1], очень важно корректно оценить величину нетто-­стока сектора ЗИЗЛХ России и его динамику в ближайшие десятилетия.

Следует отметить, что оценки как современного баланса углерода в лесах России, так и его динамики в ближайшие десятилетия серьезно различаются [2–3, 13–21]. Расхождения в оценке даже современного нетто-­потока, выполненные различными институтами, достигают четырехкратной величины. Причем, существуют диаметрально противоположные представления по поводу дальнейшего изменения нетто-­стока – ​от его драматического сокращения более, чем в пять раз [3], до двукратного увеличения к середине столетия (последняя концепция прямо заложена в СНУР [1]). Например, последние исследования World Resources Institute [14] показывают, что в период 2001–2019 гг. чистый сток углерода в леса России в среднем достигал 1,79 млрд тонн CO2‑экв в год, что составляет 24 % от общего поглощения лесов мира и также коррелирует с результатами исследований Boston Consulting Group (BCG) [15], оценивающих ежегодное поглощение российскими лесами от 1,8 до 2,2 млрд тонн CO2‑экв, а также Global Forest Watch со схожими количественными оценками абсорбции российскими лесами – ​1,74 млрд т CO2‑экв.в период 2001–2021 гг. С точки зрения официальной отчетности России в РКИК ООН по данным Национального доклада о кадастре антропогенных выбросов из источников и абсорбции поглотителями ПГ [12] в 2021 г. баланс парниковых газов в секторе ЗИЗЛХ обновил минимум с 2000 г. и составил 484,8 млн т CO2‑экв. год‑1, что эквивалентно годовому снижению нетто-­стока на 13 % относительно прошлогодних оценок, представленных в РКИК. Необходимо отметить не просто беспрецедентное снижение поглощения для земель, отнесенных к сенокосам и пастбищам, для которых средняя абсорбция за пятилетие (2016–2020 гг.) составляла 44,5 млн т CO2‑экв. год‑1, а полное отсутствие в 2021 г. в целом стока по данной категории земель и суммарный выброс 3,8 млн т CO2‑экв. Для лесных земель также зафиксировано снижение нетто-­стока, но менее драматичное в масштабе категории (на 3,8 % относительно 2020 г.), а именно на 23,5 млн т CO2‑экв., что может быть связано с рекордными лесными пожарами в 2021 г. (рис. 5).

Традиционной методологией оценки национальных антропогенных поглощений парниковых газов для сектора ЗИЗЛХ являются руководящие принципы национальных инвентаризаций парниковых газов Межправительственной группы экспертов по изменениям климата (МГЭИК) [22] и их дополнения [23]. Перечень пулов углерода и категорий землепользования является классическим и, не претерпевая серьезных изменений, рассматривается всеми исследователями при оценке бюджета углерода. Математический подход к оценке как абсорбции, так и выбросов CO2‑экв. основан на двух различных методах. Метод поступлений/потерь биомассы включает в себя определение годового изменения запаса углерода, как разность между годовыми поступлением и потерями углерода в т С, т. е. является функцией изменений и потерь углерода. К наиболее предпочтительному подходу, в связи с более высокой точностью и достоверностью результатов, относится метод разности запасов, который может быть охарактеризован разностью запаса углерода в резервуарах в два конкретных момента времени. Однако вне зависимости от применяемых подходов одной из сложностей является идентификация возраста, запаса и породного состава лесных площадей, используемых в качестве основных источников исходных данных для проведения расчетов.
Официальная российская методика, утвержденная Минприроды России [24] и верифицированная РКИК ООН – ​методика региональной оценки бюджета углерода лесов (РОБУЛ), разработанная ИГКЭ им. акад. Ю. А. Израэля и Центром по экологии и продуктивности лесов (ЦЭПЛ) РАН [25]. Ее подходы к оценке поглощающей способности полностью совпадают с методологией руководства МГЭИК, опираются на метод поступлений-­потерь и основаны на данных государственного лесного реестра (ГЛР), в том числе с применением расчетных национальных конверсионных коэффициентов. Однако ее прямое использование без модификаций обладает определенной погрешностью в ±10–15 % из-за неточностей в структуре ГЛР, а также заниженной на 20–25 % оценкой стока углерода вследствие отсутствия учета при оценке резервных лесов (с 2022 г. в этом отношении внесены изменения [26]).
В настоящее время все большее распространение получают методологии оценки углеродного бюджета лесов стран на основе комплексного использования данных дистанционного зондирования земли (ДЗЗ) из космоса в сочетании с информацией наземных наблюдений (по данным государственной инвентаризации лесов – ​ГИЛ) и моделями машинного обучения, компьютерного зрения. В результате выполнения масштабного проекта на основе информации о динамике запасов стволовой древесины и фитомассы по спутниковым данным ДЗЗ, с использованием модифицированной системы РОБУЛ, а также динамических глобальных моделей растительности (Dynamic global vegetation models – ​DGVM) получены результаты [21], указывающие, что за период 2001–2020 г. общая величина запаса углерода лесов России выросла на 7 %, а средний ежегодный баланс углерода в лесах России варьировался от 191 до 226 млн т С в год. Эти результаты показывают, что нетто-сток лесов России на 39 % выше, чем при использовании данных ГЛР.
В таблице 1 приведены результаты анализа российских и зарубежных исследований (преимущественно за последние 15 лет) по оценке нетто-­стока парниковых газов для российского сектора ЗИЗЛХ с указанием количественных характеристик и типом используемых моделей / подходов.

Данные таблицы 1 обнаруживают значительное, более чем четырехкратное расхождение между крайними оценками современного баланса углерода лесов России. Однако, к счастью, в последние два-три года наметилась явная тенденция к примирению столь противоположных точек зрения, что привело к появлению более взвешенных оценок, основанных не на целевых установках, а на всестороннем научном подходе, учитывающем влияние не только чисто экологических, но также экономических, политических и правовых факторов. В рамках такого подхода оказывается, что реально достижимое повышение поглощения углерода в лесах России, а именно суммарный потенциал в результате совершенствования методики государственного учета лесов, выполнения лесоклиматических проектов, снижения лесопожарной опасности может в целом составить примерно 380 млн т СО2экв. к 2060 г. [4]. Однако, даже эта сдержанная оценка на наш взгляд является весьма оптимистической, поскольку не учитывает планируемое возрастание объема рубок [13, 27] и предполагает решительное сокращение лесопожарной эмиссии в масштабах, которые до сих пор не достигнуты ни в одной стране мира, располагающей обширными массивами бореальных лесов (Канаде, США, Швеции). Масштабные лесные пожары на территории России (рис. 5), оказывающие значительное влияние на углеродный баланс не только самой страны, но и планеты в целом, приобрели в последние десятилетия характер национального бедствия и потребовали энергичного вмешательства Президента РФ [28], в императивной форме потребовавшего 50 % сокращения объема выгораний к 2030 г. относительно уровня 2021 г. (заметим, рекордного за всю историю наиболее полных спутниковых наблюдений). Пока же данные дистанционного зондирования Земли (как отечественные [29–33] и Авиалесоохраны, так и зарубежные базы данных GFED, Global Forest Watch), свидетельствуют о росте лесных площадей, пройденных огнем и увеличении соответствующей эмиссии СО2, которая составляет в среднем около 40 % от выбросов при сжигании топлива, но в отдельные годы достигая 75 %. Увеличение площади лесных пожаров со временем обусловлено, помимо антропогенных факторов, таких как развал лесоохраны в 1990‑х гг., потеплением климата, которое на территории России почти повсеместно приводит к увеличению горимости древостоя и продолжительности пожароопасного периода на срок до 1–3 недель в течение текущего столетия. Различные модельные [34] и статистические [35] оценки показывают, что к концу столетия площадь лесных пожаров может возрасти более чем в 1,5 раза даже при реализации умеренных сценариев потепления. Эти обстоятельства является дополнительным серьезным препятствием на пути осуществления планов по увеличению фиксации углерода лесами.

Международные сравнения

Для оценки возможностей достижения углеродной нейтральности выполнен сравнительный анализ процессов, происходящих в экономике и, прежде всего, в энергетике ряда стран – ​как лидеров декарбонизации (ЕС, Япония, США и Канада), так и крупнейших развивающихся экономик, находящихся только в начале пути к заявленной ими углеродной нейтральности (Китай, Индия, Турция).
В сфере энергетики для стран-­лидеров (представляющие промышленно развитые экономики) характерна смена периода стабилизации удельного (на душу населения) энергопотребления его умеренным снижением (рис. 6а), в то время как в развивающихся экономиках (куда входит и Россия) продолжается рост этого показателя.
При анализе карбоноемкости энергопотребления (рис. 6б) такого же явного разделения не наблюдается. У большинства стран (ЕС, США, Япония, Китай, Турция) на протяжении последних 50 лет сохраняется тенденция снижения удельных выбросов в энергетике (с трехлетней паузой в Японии, связанной с массовой остановкой АЭС после аварии на Фукусиме в 2011 г.), в Канаде они стабилизировались еще в 1985 г. на беспрецедентно низком уровне в результате широкого использования гидро- и атомной энергии. В России стагнация этого показателя наблюдается с 2008 г. на уровне едва ниже среднемирового, а энергетика Индии на всем 50‑летнем интервале вообще отличается удивительным постоянством в результате устойчивого преобладания угля в национальном энергетическом балансе.

Все исследуемые страны за последние 40 лет значительно сократили энергоемкость своих экономик (рис. 7а), причем если в 1980 г. различие между довольно неожиданным лидером – ​Турцией и понятным аутсайдером – ​Китаем, – ​составляло один порядок, то в настоящее время границы диапазона различаются всего в 3 раза, причем максимальные значения зафиксированы в странах с наиболее холодным климатом – ​России и Канаде.

Сочетание этих двух тенденций – ​снижения углеродоемкости энергопотребления и энергоемкости ВВП ожидаемо привели к существенному уменьшению углеродоемкости экономик всех рассмотренных стран (рис. 7б), но с разными темпами (таблица 2).
Характер изменений удельных выбросов ПГ на душу населения (рис. 8), как и следовало ожидать, в точности соответствует динамике душевого потребления энергии, основного источника ПГ, но в зависимости от страны выбросы ПГ могут как уменьшаться, так и увеличиваться.
Средние годовые темпы изменения удельных показателей выбросов ПГ за последние 50 лет также приведены в таблице 2.

Климатическая нейтральность достигается в том случае, когда антропогенная эмиссия ПГ уравновешивается биосферными стоками, поэтому таким важным является соотношение этих величин. Среди больших стран Россия по этому параметру сегодня является безусловным лидером (рис. 9), поскольку в последнее десятилетие леса поглощали около трети объема выбросов ПГ из антропогенных источников [12].

Важно отметить, что огромное преимущество в этой сфере, которым сейчас располагает Россия, является не постоянным, а временным и может быть утрачено еще до середины нынешнего столетия в результате фундаментальной трансформации национального лесного резервуара углерода. Дело в том, что нынешние исключительно высокие значения биосферного стока, пик которых, кстати, уже давно остался позади, обусловлены кратным сокращением рубок в 1990‑х гг. и зарастанием брошенных тогда же сельскохозяйственных земель [3]. Растущий молодой лес активно поглощал углерод атмосферы в течение нескольких десятилетий, но по мере его перехода в категорию возрастных он утрачивает эту способность вплоть до перехода в стационарную фазу практического равновесия с близким к нулю нетто-­потоком углерода – ​примерно так, как это происходит теперь в зрелых управляемых лесах Европы или Канады (рис. 9) согласно данным инвентаризаций РКИК.

Сценарии выбросов ПГ в России до 2060 г.

События последнего года разом перечеркнули все существовавшие ранее прогнозы экономического развития не только России, но и многих других государств. Именно поэтому для целей нашего исследования, когда ставится задача выполнить весьма рискованную экстраполяцию интенсивности осуществления политики по сдерживанию эмиссии ПГ на несколько десятилетий вперед, был избран историко-­экстраполяционный метод в противовес традиционному, основанному на детальных предположениях о развитии экономики. В том, что историческая экстраполяция способна давать полезные результаты, убеждает наш собственный опыт построения дальних прогнозов развития мировой энергетики, когда выполненные, например, в 1990 г. прогнозы [38] продемонстрировали совпадение с действительными значениями потребления энергии в мире в пределах 2 % на горизонте свыше 30 лет [39]. Тем не менее, учитывая необычайно высокую зависимость конечного результата от политических решений, мы сочли необходимым здесь рассмотреть два крайних сценария движения России к климатической нейтральности: оптимистический и реальный, учитывающий, в том числе, и турбулентные текущие события. В качестве демографического сценария в обоих вариантах избран медианный сценарий ООН [37], предполагающий постепенное снижение численности населения страны до 128 млн к 2060 г.
Оптимистический сценарий основан на предположении, что идеи борьбы за сохранение климата приобретут в российском обществе значительно большее влияние, соизмеримое с тем, которое возобладало в развитых странах мира в последние три десятилетия. В этом случае Россия может рассчитывать на развитие скоростей декарбонизации на уровне лучших мировых стандартов (см. таблицу 2). В целом параметры оптимистического сценария декарбонизации выглядят следующим образом:

• темпы снижения удельных (на душу населения) антропогенных выбросов ПГ составляют 1 % в год (что соответствует среднему значению для развитых стран мира в 1990–2020 гг.);
• показатели лесопользования следуют Стратегии‑2030 (2021 г.) и предполагают полное лесовосстановление после всех сплошных рубок; динамика поглощения углерода лесами следует высоким национальным оценкам, которые, подчеркнем, сегодня заметно расходятся с международными рекомендациями;
• учтена дополнительная фиксация углерода лесами с учетом изменения климатических факторов (температуры и количества осадков), а также эффекта фертилизации в результате обогащения атмосферы углекислым газом [40];
• реализовано 50 %-ное сокращение площади лесных пожаров (согласно Указу Президента РФ [28]) к 2030 г. с сохранением этого показателя в дальнейшем.

Реальный сценарий декарбонизации учитывает те трудности, которые связаны с радикальной перестройкой всех отраслей экономики – ​от энергетики до лесопользования, и характеризуется следующими параметрами:
темпы снижения удельных (на душу населения) антропогенных выбросов ПГ соответствуют умеренным показателям, достигнутым в 1990–2020 гг. в Японии и Канаде и составляют 0,5 % в год, что заметно лучше современных российских показателей;
показатели лесопользования следуют актуальным международным рекомендациям и основаны на результатах официальной инвентаризации лесов [4, 12] и Лесной стратегии‑2030 [27] с учетом реальных перспектив развития лесного комплекса и динамики поглощающей способности лесной биоты, согласно которым нетто-сток углерода обнаруживает тенденцию к небольшому росту. В этом варианте стареющие леса теряют свою биопродуктивность, но одновременно в лесном хозяйстве реализуются технически и экономически возможные лесоклиматические проекты, а борьба с лесными пожарами имеет ограниченный успех.
Расчеты антропогенных выбросов и биотического нетто-­стока ПГ в рамках этих двух сценариев декарбонизации приведены на рис. 10 вместе с оценками других авторов. Здесь следует особо подчеркнуть, что все имеющиеся сценарии повышения нетто-­стока ЗИЗЛХ – ​суть результаты моделирования, никак не связанные ни с данными Национального кадастра ПГ [12], ни со Стратегией развития лесного комплекса России [27]. Они также противоречат доказанным тенденциям нарастания лесопожарной эмиссии в условиях продолжающегося потепления.
Оптимистический сценарий предполагает немедленный старт мероприятий по декарбонизации экономики России и способен снизить выбросы ПГ с современных 2 млрд т СО2экв до примерно 1,3 млрд т СО 2экв к 2060 г. Последняя величина соответствует рассчитанной по национальной методике и удвоенной по сравнению с современной поглотительной способности лесов страны при условии полной компенсации сплошных рубок, двукратного сокращения площадей лесных пожаров и увеличению биопродуктивности лесов.

Реализация как низкого, так и высокого сценариев не так давно утвержденной Энергетической стратегии России на период до 2035 г. (рис. 11) отодвигает начало декарбонизации и повышает к 2060 г. выбросы до 1,5–1,6 млрд т СО2экв (рис. 12).

События последнего года согласно обновленному «базовому» сценарию ИНЭИ РАН [11] на десятилетия снижают добычу и экспорт энергоресурсов, а с ними и объем эмиссии, который следует весьма близко к реальному сценарию настоящей работы на горизонте до 2040 г.

Сравнение полученных в настоящей работе оценок с представленными в [41] сценариями эмиссии ПГ в России на период до 2100 г. показывает, что оптимистический сценарий декарбонизации лежит между вариантами максимального rcp2.6 и умеренного сдерживания потепления rcp4.5, ближе к последнему. Что касается наших расчетов биотического нетто-­стока, то с учетом климатически обусловленного увеличения биопродуктивности лесов они близки к варианту rcp4.5 [41], а без этого увеличения – ​к варианту rcp2.6 той же работы.
Поэтому в рамках нашего исследования было сочтено целесообразным в качестве реальной использовать центральную оценку между вариантом сохранения статус-кво сегодняшнего дня и упомянутой оценкой из [4], т. е. увеличение нетто-­стока на 190 млн т СО2экв к 2060 г. Такому варианту соответствует рост нетто-­стока на 0,7 % в год, что вполне согласуется с независимыми оценками как для недавних [13, 43], так и для предстоящих нескольких десятилетий [40, 43]. Тогда при развитии событий по реальному сценарию небаланс эмиссии и стока падает более чем вдвое от современных 1470 до 710 Мт СО2экв к 2060 г. (рис. 10, 12), но перспектива достижения климатической нейтральности отодвигается в неопределенное будущее. Удаление столь значительной остаточной эмиссии за короткий исторический срок оказывается невозможным без построения национальной индустрии улавливания и хранения углерода (CCS) с мощностью, превосходящей мощность современной отечественной газовой промышленности (500 Мт природного газа). Это означает необходимость ввода установок CCS мощностью 18–20 Мт СО2 ежегодно на протяжении четырех ближайших десятилетий при том, что по данным Глобального института улавливания и хранения углерода располагаемая мощность всех установок CCS в мире составляет сегодня 42 Мт СО2экв, а Россия в настоящее время не располагает ни одной установкой CCS промышленного масштаба, и до 2030 г. их ввод к сожалению не планируется [44]. Пожалуй, единственной хорошей новостью сегодня является то, что Россия располагает обширными геологическими ресурсами для депонирования избыточного углерода, способными даже по минимальным оценкам обеспечить хранение необходимых объемов СО2 в течение двух тысяч лет [46].

Вместо заключения: русский лес – ​надежда, которая никогда не гаснет

Вполне вероятно, что действительный нетто-­поток углерода в леса России значительно выше того, что указывается в ежегодных национальных сообщениях. Все актуализированные оценки нетто-­потока, выполненные в последние годы, и аналитические обзоры дают существенно (в 1,5–3 раза) большие величины в диапазоне от 730 до 1800 Мт СО2экв [13–21, 43, 45]. Разумеется, использование оценок из верхней части диапазона самым серьезным образом может повлиять на выводы настоящей работы. Проблема заключается в том, что национальная отчетность по бюджету парниковых газов формируется не только на основе научных статей, но и при строгом соблюдении протокола, изложенного в руководствах МГЭИК [22, 23]. Согласно этому протоколу, оценки баланса углерода формируются на основе данных официальной инвентаризации лесов с применением вполне определенного набора уравнений, коэффициенты которых могут быть определены по имеющимся национальным данным. Эти данные подвергаются регулярной проверке экспертами РКИК и, таким образом, ни одна страна не может произвольно изменять коэффициенты уравнений, описывающих поглощение различными категориями лесов. Из всех отечественных, да и международных оценок рекомендациям МГЭИК в полной мере следует только разработанная Центром по проблемам экологии и продуктивности лесов РАН система РОБУЛ (региональная оценка бюджета углерода лесов), которая и используется с 2010 г. в Национальном кадастре парниковых газов [12]. Актуализированная система РОБУЛ использует данные государственного лесного реестра (ГЛР), введенного Лесным кодексом РФ в 2007 г. Следует отметить, что инвентаризация лесов в мире – ​очень длительный процесс, занимающий подчас десятки лет. Так, в настоящее время в России завершен первый цикл инвентаризации лесов на основе пробных площадей в рамках ГЛР, продолжавшийся с 2007 по 2020 г. Процесс модификации методик подсчета баланса углерода, следующий за накоплением данных наблюдений, очевидно, протекает еще медленнее. В этой связи трудно рассчитывать, что в ближайшие одно-два десятилетия международно признанные оценки стока углерода в леса России будут претерпевать радикальные изменения. Мы полагаем, что в лучшем случае реально можно рассчитывать на коррекцию в рамках той же системы РОБУЛ, актуализированная версия которой с учетом баланса почвенного углерода лесов дает величину нетто-­стока в (980+/–370) Мт СО2 в год для 2018 г., что на 60 % выше указанной в [12]. Тем не менее, использование этой оценки не меняет принципиально выводов настоящей работы, но лишь значительно уменьшает масштаб перспективной национальной системы улавливания и хранения углерода.

Выводы

Падение добычи, потребления и экспорта энергоносителей, связанное с ограничениями геополитического характера, значительно ускоряет процесс декарбонизации, но само по себе не обеспечивает достижение климатической нейтральности.
Необходимыми, но недостаточными условиями для достижения углеродной нейтральности являются многолетнее снижение удельных (на душу населения) антропогенных выбросов ПГ со скоростью 1 % в год, полная компенсация лесных вырубок за счет лесовосстановления с одновременным сокращением площадей лесных пожаров не менее чем на 50 %.
Для покрытия перспективного небаланса необходимо либо удвоение (по сравнению с современным значением) нетто-­стока в ЗИЗЛХ, что выглядит сомнительным, либо развитие технологий CCS в масштабах, которые превосходят современные глобальные мощности примерно в 15 раз.
С точки зрения мирового исторического опыта противостояния глобальному потеплению достижение углеродной нейтральности экономики России к 2060 г. вряд ли возможно.

В работе использованы данные Федеральной службы государственной статистики (Росстат, URL: https://rosstat.gov.ru), информационной системы дистанционного мониторинга Федерального агентства лесного хозяйства (Авиалесоохрана, URL: https://public.aviales.ru/main_pages/public.shtml), Рамочная конвенция ООН по изменениям климата (РКИК, URL: https://unfccc.int/), базы данных для глобальных исследований атмосферы Европейской комиссии (EDGAR, URL: https://edgar.jrc.ec.europa.eu), организации ООН по лесному и сельскому хозяйству (FAO, URL: http://www.fao.org/faostat/en/#data), базы данных экономического прогноза Всемирного валютного фонда (МВФ, URL: https://www.imf.org/en/Publications/WEO/weo-database/2022/October), базы данных площади лесов мира Всемирного банка (World Bank, URL: https://data.worldbank.org/indicator/AG.LND.FRST.K2?locations=RU), базы данных наблюдений лесов мира Института мировых ресурсов (Global Forest Watch, URL: https://www.globalforestwatch.org/), базы данных по эмиссии от природных пожаров (GFED, URL: https://daac.ornl.gov/VEGETATION/guides/fire_emissions_v4.html).
Работа выполнена при поддержке Минобрнауки России в НИУ МЭИ в части энергетических исследований для России (проект № FSWF‑2023-0017) и при поддержке Российского научного фонда в НИТУ МИСиС в части энергетических исследований для зарубежных стран (проект № 22-29-00680), а также О. А. Локтионовым в ИНЭИ РАН в части оценок поглощения углерода лесами (проект 21-79-30013).