Возможна ли «голубая» трансформация энергоперехода в «постковидном» будущем европейской энергетики?

Алексей Игоревич ГРОМОВ
Руководитель энергетического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов», к. г. н.
e-mail: a_gromov@fief.ru

Alexey GROMOV
Head of the Energy Department, FIEF, C.G.Sс.
e-mail: a_gromov@fief.ru

В статье рассматриваются системные эффекты, которые оказала пандемия COVID‑19 и вызванная ею «карантинизация» большей части мировой экономики, на перспективы качественной трансформации мировой и европейской энергетики. Показано, что пандемия обострила накопившиеся противоречия в мировой экономической и энергетической системе, а также повлияла на потребительские предпочтения населения в энергетической сфере, став триггером ускорения перехода к низкоуглеродной энергетике будущего. На базе оценок возможного влияния пандемии на практическую реализацию европейского «Зеленого пакта» в сфере энергетики, отражена возможность его трансформации в «Газовый пакт» за счет приоритетного использования газа, как минимум, на начальной стадии т. н. энергетического перехода в ЕС.
Ключевые слова: пандемия COVID‑19, «Зеленый пакт», энергетический переход, ВИЭ, нефть, природный газ, водород, энергетическая политика, низкоуглеродное развитие.

The article discusses the effect of the COVID‑19 on the prospects for the transformation of global and European energy. It is shown that the pandemic exacerbated the accumulated contradictions in the global economic and energy system, and also influenced the consumer preferences of the population in the energy sector, becoming a trigger to accelerate the transition to the low-carbon energy of the future. Based on assessments of the possible impact of the pandemic on the implementation of the European Green Pact in the energy sector, the possibility of its transformation into the Gas Pact through the priority use of gas is reflected.
Keywords: COVID‑19 pandemic, Green Pact, energy transition, renewable energy, oil, natural gas, hydrogen, energy policy, low-carbon development.

В 2020 году произошло несколько событий, которые не укладываются в традиционные представления об экономическом развитии общества. Они, скорее всего, приведут к изменению парадигмы развития всей мировой экономики и, в частности, энергетики.
Речь идет о пандемии коронавируса, «карантинизации» экономической активности большинства стран мира в первом полугодии 2020 года, резком снижении спроса на энергоносители, падении цен на нефть и беспрецедентном кризисе на мировых рынках углеводородов.
Процесс торможения мировой экономики, возникший из-за COVID‑19, по-видимому, является не просто очередным кризисом. Часть экспертного сообщества связывает возникновение пандемии с нарушением экологического баланса планеты, что формирует условия для возможного возникновения последующих волн коронавирусной инфекции, а также и других глобальных эпидемий.
С другой стороны, временное нарушение цепочек создания прибавочной стоимости в экономике позволит экономическим агентам пересмотреть как свои технологии производства, так и стратегии продвижения товаров, а потребителям переоценить свои предпочтения. Из-за этого, после восстановления роста ВВП экономический ландшафт может сильно измениться, по сравнению с концом 2019 года.
Указанные изменения реализуются достаточно быстро с точки зрения временного масштаба основных экономических циклов. Поэтому важно уже сейчас, в период, когда первая волна коронавируса в мире, в основном, затухает, а экономическая жизнь начинает оживать, оценить возможные изменения энергетического ландшафта.
С этих позиций Евросоюз (ЕС) представляет собой очень хорошую точку отсчета, поскольку уже в течение многих лет продвигает ярко выраженную «зеленую» парадигму в развитии своей энергетики. Квинтэссенцией указанного процесса является представленная в конце 2019 года программа трансформации экономики и энергетики Евросоюза – «Зеленый пакт» (Green Deal). [1]
Реализация планов декарбонизации экономики ЕС, с одной стороны, может существенно осложнить экспортные возможности России в отношении поставок углеводородов на европейском направлении, а с другой стороны – создать новые ниши для поставок других типов энергоносителей, например, водорода.

Первые оценки влияния пандемии COVID‑19 на экономику и энергетику мира и Евросоюза

Уже сейчас становится все более очевидно, что пандемия коронавируса выступила своего рода триггером для обострения накопившихся противоречий в мировой экономической системе и, в частности, в энергетике.
По-видимому, мы вступаем в очередной период турбулентности, отличающийся от относительно стабильного периода течения экономической жизни в послевоенное время (рис. 1).

Как видно из рис. 1, в довоенный период имела место очень сильная волатильность динамики мирового ВВП, которая, зачастую, приводила к сокращению этого показателя. Однако в послевоенный период волатильность значительно уменьшилась и почти никогда не приводила даже к кратковременному падению ВВП. Небольшим исключением явился недавний финансовый кризис 2008 года. Вероятно, это связано с установлением Бреттон-­Вудской валютной системы и глобальной организацией мирового устройства по итогам Второй мировой вой­ны.
Однако, по мнению многих международных экспертов, эффект воздействия пандемии коронавируса на мировую экономику будет сравним с эффектом от Второй мировой вой­ны. Такая ситуация может быть сигналом к переформатированию всей мировой экономики.
По имеющимся наиболее актуальным оценкам МВФ, ожидается, что ВВП стран Евросоюза (без учета Великобритании) по итогам 2020 года снизится на 7,1 % [4]. Последнее событие, при котором ВВП стран Еврозоны сократился, был мировой финансовый кризис 2008 года, однако даже тогда глубина падения ВВП составила –4,2 %. Агентство Argus дает близкую оценку темпов падения ВВП стран Еврозоны по итогам 2020 году в 7,4 % [5].
Теперь обратимся к длинным временным рядам динамики мирового потребления первичной энергии (рис. 2).

Как мы видим, довоенный период высокой волатильности спроса на первичную энергию сменился относительно стабильной послевоенной динамикой устойчивого, хотя и «затухающего» роста мирового энергопотребления. И опять же, ожидаемое в 2020 году снижение объемов потребления первичной энергии сравнимо с наиболее сильными падениями спроса на энергию в довоенный период.
В отношении ЕС‑27 агентство Reuters, ссылаясь, в частности, на Rystad Energy, оценивает падение потребления первичной энергии в 4 % в период пика пандемии и общий рост потребления первичной энергии за 2020 год – в 0,36 % [6]. То есть, учитывая статистическую погрешность, потребление первичной энергии в Еврозоне практически не вырастет по итогам 2020 года.
Отметим при этом, что постепенное сокращение потребления первичной энергии является одной из стратегических целей Евросоюза, кстати, также указанной в «Зеленом пакте». Исторические данные МЭА и агентства «Евростат» показывают, что с 2006 по 2014 год такая тенденция действительно реализовывалась, но затем она сменилась ростом энергопотребления в ЕС. Поэтому с точки зрения потребления первичной энергии эпидемия коронавируса, фактически, способствует возвращению ЕС в русло своих стратегических планов.
События, связанные с пандемией COVID‑19, уже существенно скорректировали прогнозные оценки долгосрочной динамики потребления жидких углеводородов, причем в сторону резкого снижения. Так, норвежская консалтинговая компания Rystad Energy, которая еще в 2019 году прогнозировала ярко выраженный, хотя и достаточно пологий пик мирового спроса на нефть только к 2028 году, существенно изменила свой прогноз.
В рамках этого обновленного прогноза (рис. 3) отчетливо видно, что восстановление мирового спроса на нефть до уровней 2019 года после обвала потребления нефти в первом полугодии 2020 года ожидается только через 4–5 лет. Но еще более важным представляется предположение, что уровень мирового потребления в 100 млн баррелей в сутки, достигнутый в конце 2019 года, вполне может стать пиком мирового потребления нефти. И выше этого значения мировой спрос на нефть уже не поднимется.

Вероятность реализации такого сценария развития событий достаточно высока, поскольку, как показывает история, смена энергетических укладов практически всегда происходила из-за изменения потребительских предпочтений. А пандемия COVID‑19 очень существенно повлияла на них. Длительная самоизоляция, переход на удаленную занятость и другие формы онлайн-­активности показали, что человечество в принципе способно перенести существенную часть своей социальной активности в виртуальное пространство. Таким образом, значительно снижается потребность в транспортных услугах, особенно в сфере бизнеса, где все больше деловых вопросов решается не в командировках, а в формате онлайн-­общения или использования технологий удаленного доступа и цифрового контроля.
Кроме того, вынужденная остановка экономической активности положительным образом сказалась на экологии многих городов мира, что также не осталось незамеченным их населением. Так, в частности, в Европе население все больше переходит на использование альтернативных видов транспорта, не связанных с потреблением моторных топлив. Причем, речь идет не о большем использовании общественного транспорта, поскольку пандемия внушила многим страх к нему, а о личных средствах передвижения: от электромобилей до электросамокатов, гироскутеров и велосипедов.

По мнению экспертов, эффект воздействия пандемии коронавируса на мировую экономику будет сравним с эффектом от Второй мировой войны

Явные изменения в потребительских предпочтениях, а также тот беспрецедентный шок падения спроса, которые испытал на себе глобальный нефтяной рынок в период пандемии COVID‑19, не остались незамеченными и со стороны инвесторов, которые со всё большей осторожностью относятся к новым амбициозным и долгосрочным проектам в сфере углеводородов и переносят акцент в своих стратегиях на поддержку проектов в сфере возобновляемой энергетики, производства водорода и накопителей.
Нельзя забывать о поведении государственных регуляторов, которые во многих странах мира и, в первую очередь, в Европе в период восстановления экономики после пика пандемии COVID‑19, стали еще активнее опираться на низкоуглеродную повестку дня.
Таким образом, можно утверждать, что коронавирус стал тем триггером, который в перспективе будет способствовать глобальному снижению мирового потребления жидких углеводородов и общему ускорению энергетического перехода.
В этом случае энергетика Евросоюза служит показательным примером. Так, по оценкам агентства CarbonBrief, на пике первой волны пандемии COVID‑19 в Европе в апреле 2020 года потребление нефти и угля в странах ЕС упало на 40 % (по сравнению с показателями апреля 2019 года), газа – на 30 %, атомной энергии – на 16 %. В то же время спрос на возобновляемые источники энергии (ВИЭ), напротив, почти не изменился, а по некоторым видами даже вырос. Так, спрос на гидроэнергию увеличился на 9 %, солнечную энергию – на 28 %. [7]
В целом, спрос на электроэнергию в странах Евросоюза на пике пандемии по сравнению с аналогичным периодом 2019 года снизился на 13 %.
К каким результатам это приведет по итогам 2020 года, пока остается неясным. В то же время объем выбросов углекислого газа в странах ЕС в период пика первой волны пандемии сократился почти на 40 %, что соответствует и общемировым тенденциям (рис. 4).

По оценкам МЭА и Global Carbon Project, текущая эпидемия может привести к беспрецедентному снижению выбросов СО2 за последние 100 лет! [8]
Таким образом, учитывая общие тенденции развития возобновляемых источников энергии и усилия глобальных и национальных регуляторов по продвижению климатической повестки дня, данный факт может способствовать переформатированию потребительских предпочтений в пользу ускоренного перехода к низкоуглеродной экономике и энергетике. И наиболее сильно это будет проявляться, по-видимому, в странах Евросоюза.

Оценка возможного воздействия пандемии на развитие возобновляемой энергетики в мире и ЕС

В последние годы в мировом сообществе все больше укрепляется мысль, что рост выбросов парниковых газов ведет к глобальной экологической катастрофе, а развитие ВИЭ – наиболее вероятный путь решения этой проблемы. Кроме того, как уже говорилось выше, постепенно начинают меняться энергетические предпочтения и потребности потребителей, особенно в европейских странах, которые все в большей степени уходят от потребления углеводородов в своей повседневной жизни.
На рис. 5 приведены оценки МЭА по ожидаемому сокращению спроса на различные источники первичной энергии в 2020 году. Отметим, что ВИЭ – единственный источник, который несколько вырастет. Наиболее пострадает спрос на нефть. Такое же положение дел характерно и для стран Евросоюза.

Время работает на ВИЭ. Например, в среднесрочной перспективе эксплуатация электромобилей выглядит и проще, и дешевле.
Важное значение приобретает местная экологическая ситуация. Например, из-за пандемии и сокращения экономической активности люди ощутили улучшение состояния воздушной среды, почувствовали избавление от скученности. [9] Кроме того, еще очевиднее стал факт, что экология, влияющая на состояние иммунной системы человека, может оказаться решающим фактором при распространении эпидемий. [10] Можно сказать, что COVID‑19 усилил положительный настрой общественного и делового мнения в отношении необходимости ускоренного развития низкоуглеродных источников энергии.
Себестоимость производства электроэнергии с помощью ВИЭ неуклонно снижается и становится сопоставимой со стоимостью производства электроэнергии при помощи углеводородов (табл. 1).

Мировой спрос на электроэнергию, произведенную на базе ВИЭ, наименее пострадал от коронавируса. Доля ВИЭ в производстве электроэнергии продолжила свой рост, несмотря на общее снижение спроса на нее (рис. 6). Эту устойчивость можно объяснить тем, что, во‑первых, существуют преференции по приему возобновляемого электричества в сеть, а во‑вторых, заметную долю составляет распределенная генерация, от которой домохозяйства, естественно, практически никогда не откажутся. МЭА специально отмечает [11], что в 2020 году суммарная доля ВИЭ и атомных станций в мировом производстве электроэнергии существенно превысит долю угля (рис. 6).
С другой стороны, агентство Rystad Energy утверждает, что перспективные планы производителей электромобилей и гибридов уже заметно превысили прогнозы МЭА (рис. 7).

Ожидается, что, несмотря на торможение в экономике, развитие возобновляемой энергетики пострадает меньше всего. Более того, прогнозируется, что пандемия коронавируса придаст ВИЭ новый импульс и ускорит процесс энергетической трансформации в мире.
Это становится особенно справедливым для Евросоюза, в котором, основываясь на приведенных выше оценках CarbonBrief [7], можно ожидать большее по сравнению с мировым уровнем сокращение спроса на ископаемые источники энергии.
На фоне предполагаемого сокращения ВВП это поставит компании, связанные с углеводородами в невыгодное положение по сравнению с компаниями, работающими в области возобновляемой энергетики. При этом дополнительно целенаправленная поддержка ВИЭ, связанная с реализацией стратегических приоритетов Евросоюза, создаст возобновляемому сектору экономики лучшие стартовые условия в новом экономическом цикле.

Анализ изменений в перспективах реализации «Зеленого пакта» после пандемии

Приведенные выше оценки показывают, что, с одной стороны, пандемия COVID‑19 создала для Евросоюза дополнительные возможности для реализации своей экологической программы посредством развития ВИЭ. С другой стороны, нанесенный удар по экономике ЕС ставит под сомнение возможность обеспечения необходимого уровня инвестиций, который требует, например, реализация европейского «Зеленого пакта».
Для начала рассмотрим дополнительные возможности по развитию ВИЭ и переходу к «зеленой» энергетике, которые появились или усилились в Евросоюзе после первой волны пандемии COVID‑19.
По-видимому, очевидный спад европейской экономики по итогам 2020 года станет началом нового экономического цикла, в котором разные экономические факторы будут находиться в неодинаковых стартовых условиях для развития. Другими словами, компании, опирающиеся на традиционные источники энергии и технологическую базу, привычную для экономики до пандемии, будут находиться в заведомо худших условиях, чем новые стартапы и компании, ориентирующиеся на цифровые решения, искусственный интеллект, экономику замкнутого цикла, новые формы работы с энергетическими источниками (распределенная генерация, B 2B и P2P‑технологии продаж энергии) и способы получения энергии (высокотехнологичные ВИЭ, водород и пр.). Кроме того, регуляторы также получили возможность ревизии правил игры в экономике и энергетике, исходя из понимания, что кризис – это не только проблема, но и новая возможность для развития.
Также эпидемия и вызванная ею «карантинизация» подавляющего большинства европейских экономик почти на 3 месяца обострила вопросы, связанные с энергетической безопасностью и устойчивостью энергетических систем. Выяснилось, что многие производители электроэнергии оказались неспособны снизить генерацию при падении спроса [7].

Процесс торможения мировой экономики, возникший из-за COVID-19, является не просто очередным кризисом.
Часть экспертов связывает пандемию с нарушением экологического баланса планеты

В результате возникли массовые периоды отрицательных цен на электроэнергию, которые привели к пусть и временному, но существенному снижению рентабельности этого бизнеса. При этом оказывается, что с технологической точки зрения проще обеспечить гибкость для электростанций, работающих на ВИЭ, чем для электростанций на углеводородном топливе. Особенно это касается угольной генерации, для которой может оказаться дешевле закрыть электростанцию (особенно при работе на лигнитах), чем вкладывать средства в ее модернизацию. Также возникает проблема с газовой генерацией. При падении спроса и заполнении подземных хранилищ (ПХГ) зависимость от импорта газа может привести к заметным финансовым потерям электроэнергетических компаний, работающих с газовой генерацией.
Таким образом, приведенные оценки сигнализируют о том, что при восстановлении экономики ЕС после COVID‑19, вектор этого восстановления с большой вероятностью будет направлен в сторону решения вскрывшихся проблем обеспечения энергетической безопасности и ускоренного развития ВИЭ.
А теперь обратимся к отрицательным последствиям пандемии для реализации энергетического перехода в странах ЕС. Как известно, европейский «Зеленый пакт» предполагает, что к 2050 году в ЕС будет построена полностью углерод-­нейтральная экономика. Новый целевой показатель снижения уровня выбросов парниковых газов к 2030 году в ЕС составляет 55 %. Однако Еврокомиссия признает, что даже достижение старой планки в 40 % потребует больше 250 млрд евро дополнительных инвестиций. Учитывая к тому же сильную разницу в развитии энергетики в разных странах Евросоюза, пандемия COVID‑19 создает дополнительные препятствия в реализации и без того очень амбициозной «зеленой сделки». Например, сильно ориентированные на уголь Польша, Чехия и Венгрия предлагают вообще отказаться от новой экологической программы. Также остается неясным степень экономического воздействия усилий по обеспечению финансирования реализации «Зеленого пакта» на уровень жизни населения Евросоюза.
Какие же дополнительные факторы могут повлиять на «Зеленый пакт» и определить его дальнейшую судьбу? Существует достаточно авторитетное экспертное мнение, что изменение климата закономерно привело к возникновению эпидемии COVID‑19. И такие пандемии будут постоянно возникать, если не решить климатическую проблему.[12] Таким образом, с этой точки зрения, текущая эпидемия прямо ставит вопрос: или сократить свои потребности и обеспечить необходимые средства для перестройки не только энергетики, но и экономики Евросоюза, или постоянно подвергаться в дальнейшем все усиливающемуся действию регулярных пандемий и климатических катастроф.

Важным представляется предположение, что уровень в 100 млн барр./с, достигнутый в 2019 году, может стать пиком мирового потребления нефти. Выше этого спрос на нефть уже не поднимется

Еврокомиссия оценивает уровень общих затрат на реализацию целевых показателей «Зеленого пакта» в триллион евро на ближайшие 10 лет. Сюда включены как государственные, так и частные инвестиции (также возможен краудсорсинг). Это огромная сумма, но европейские страны выделяют в среднем 6–12 % от своего ВВП на борьбу с последствиями пандемии COVID‑19, и часть этой суммы может как раз пойти на реализацию перестройки экономики на экологической основе.[13] Конечно, здесь необходимо провести огромную организационную и законодательную работу, но такая возможность реально существует, и деятельность в этом направлении ведется. Так, например, Мировой экономический форум (World Economic Forum) организовал специальную площадку «CEO Action Group for the European Green Deal» в качестве средства международного сотрудничества представителей правительств, промышленности и бизнеса по продвижению идеалов и целей «Зеленого пакта».[14]
Вместе с тем, пандемия COVID‑19 создала ряд возможностей и для некоторой трансформации целей и задач «Зеленого пакта». Из-за опасений в высоком уровне затрат на реализацию этой программы предлагается уделить больше внимания источникам первичной энергии с низким уровнем выбросов, то есть атомной энергии и газу. Наиболее важную роль, особенно на начальном этапе трансформации, предлагается придать именно газообразным топливам. [15]
То есть, по сути, предлагается трансформировать европейский «Зеленый пакт» в «Голубой пакт». Это должно уменьшить уровень необходимых затрат на реализацию перехода экономики ЕС к низкоуглеродному развитию, главным образом, благодаря наличию в Евросоюзе хорошо развитой газовой инфраструктуры. Кроме того, по газопроводам возможно обеспечить транспортировку не только природного, но и так называемого «возобновляемого газа» и водорода.
Например, Германия разрабатывает планы частичного перевода газотранспортной сети на водород к 2030 году. [16] Водород предполагается получать при помощи возобновляемой энергии, то есть он будет «зеленым». Интересно отметить, что сухопутные продолжения «Северного потока 1 и 2» трубопроводы Opal и Eugal также входят в проект по перекачке водорода (рис. 8). Переход с природного газа на водород намечен на 2030–2050 годы.

Так что переформатирование «Зеленого пакта» в «Голубой пакт» вполне возможно. В любом случае, ввиду масштабности задачи энергетической трансформации и сжатых по энергетическим меркам сроков, до конца 2020 года намерения Евросоюза относительно возможной модификации «Зеленого пакта» прояснятся.